radon

Очередной изобретатель вошел в зал бочком. Приблизился к стоящему на подиуме столу, покрытому зеленым сукном, осторожненько, словно к полынье по тонкому льду. Остановился в нерешительности поодаль, исподлобья обвел комиссию взглядом и еще больше ссутулился. Непрезентабельный какой-то: хилая неухоженная бороденка, одет в обноски, сед, бос. Как такому вот замухрышке деньги доверить? Материально-товарные ценности, так сказать...
- Докладывайте, - устало предложил ему председатель и зачем-то перевернул список соискателей — слегка помятый лист бумаги с загнувшимися уголками. В двух местах на нем были отметины от плохого стержня, который расписывали перед тем как поставить подпись в протоколе.
- Да... вот... это... значит, - суетливо начал старичок.
- По существу, пожалуйста, - поторопила его секретарша, сидящая за маленьким столиком перед подиумом. Проверяя реакцию начальства она преданно оглянулась на президиум.
- Вот я и говорю, что оно работает. Хорошо. И уже не первый год. Энергии не потребляет, даже в последнее время само вырабатывать начало. Вы в прошлый раз мне замечания...
- Это все та же модель? - перебил сидящий слева от председателя, угрюмый, усталый, грузный и, судя по всему, не очень здоровый член комиссии.
- Нет-нет, это новая модель!
- Третья? - уточнила миловидная женщина, которая тем-не-менее тоже была членом...
- Да, - с неуловимой задержкой согласлся соискатель.
- Не отвлекайтесь, пожалуйста, - призвал к порядку председатель, - итак, вы предоставили на суд комиссии...
Он снова перевернул листок, нашел в табличке нужную графу, провел пальцем до колонки, прочел, шевеля губами, не очень понятное слово, привздернул брови... Соискатель уже хотел подсказать название, но не успел.
- ...проект вечного двигателя: «Три емля».
- Да, - как-то неуверенно подтвердил изобретатель, - представил.
- И где же он?
- Пожалуйста, - встрепенулся визитер, - вот.
Из видавшей виды не очень опрятной и чистой котомки он извлек нечто в тряпице, сквозь которую пробивался свет, поднял на уровень глаз. Убрал покров.
Члены комисии даже слегка прищурились. Так ярко сияло что-то в центре.
- Вы утверждаете, что оно будет работать вечно?
- Очень в это верю.
- «Верю» - хмыкнула секретарша и снова оглянулась на председателя, ожидая поощрение.
- Вы хотите сказть, что эта штука будет светить, а вокруг нее будут крутиться шарики? Кстати, коллеги, меня смущает, что они весьма разнятся по величине. Не уверен, что это понравится военным. Двигаются хаотично. За ними уследить невозможно.
- М-да, - неопределенно подтвердил председатель и перевел взгляд со стрингов секретарши на другую... на менее интересное лицо другого члена комиссии женского пола, - а вы что скажете?
- Вы как хотите, но я считаю, что все это слишком ярко, вызывающе и весьма.... Я подчеркиваю! Весьма пожароопасно. И это в наше-то время, когда все занимаются энергосбережением и экологией. Лично я не вижу в этом ни формы, ни содержания, ни... ни... как там ее...
- Идеи? - подсказал изобретатель.
- Вот именно! - председатель уже увереннее хлопнул ладонью по столу, словно ставя печать на документ. - Мы вас просили в прошлый раз сделать что-нибудь полезное. Нужное обществу, а вы... как не стыдно! Ведь взрослый же человек. Вы нам опять шарики крутите.
- Наперсточник, - пискнула секретарша.
- Мне кажется, тут все предельно понятно. Кто «за»? Кто «против»? Отвергается единогласно. Идите, голубчик, и больше не отвлекайте нас по пустякам. Следующий!

После окончания работы комиссии старичок снова зашел в пустой зал. Прошлепал к столу, развернул список: «Что еще за ЕМЛЯ?.. Грамотеи! Правильно слово написать не могут, а туда же, других судить! Хаотично... расход энергии... пожарная опасность... Три емля. Бля! Руки бы оторвать секретарше за пробел в слове и пробелы в образовании. Не «три» - а буква «З»! И слитно. Ладно, не хотите - я не буду больше вас утруждать. Ищите других дураков изобретать!»

Модель «Три емля» так и болтается в звездной пыли на окраине вселенной.

©Виктор Санин

     

onno

"Так и болтается в звёздной пыли" - хорошо сказано!
Это то, что читаю сейчас:

«Мечта о свободе не умозрительной, а животной, физической.
С возрастом такое чувство появляется всё реже, и за ним едешь специально, словно по рекомендации бюро путешествий: «Где бы я мог испытать ощущение свободы? Длинный уик-енд, в крайнем случае неделя, отель не больше трёх звёздочек, желательно чартерный рейс» У меня такое чувство возникает в Венеции, сразу на вокзале Санта Лючия, даже когда ещё не вижу воды, а только пью кофе в станционном буфете. Объяснить это никому – себе тоже –реально неохота: просто ценишь и лелеешь.
Совсем другое дело в молодости, когда физиология свободы была ощутима знакома, о чём помнишь так, что и сегодня спазм в горле. Просыпаешься в малознакомой квартире, тихо встаёшь, не тревожа ровное дыхание, на кухне допиваешь, если осталось, не стукнув дверью, выходишь на рассвете в уличную пустоту – и нельзя передать этого счастья.
Никакого отношения не имеет свобода к любви»

Петр Вайль «Гений места»

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

«Ощущение скуки, которое здесь описано, действительное. Но это было и замечательно. Мне именно это и нравилось. Жизнь на самом деле скучна. В ней процент монотонного выше, чем процент экстраординарного. И в монотонности вот в этой скуке – гораздо больше правды, хотя бы Чехова можно вспомнить…. В этой скуке есть прелесть. Когда тебя оставляют в покое, ты становишься частью пейзажа….Нам всё пытаются доказать, что мы - центр существования, что о нас кто-то думает, что мы в каком то кино в главной роли. Ничего подобного.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной »

Бродский «Похвала скуке»

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

Был солнечный полдень.

- Ну?.. – спросил дракон.
- По-моему, он дохл. – сказал рыцарь. Потом уточнил: – И мёртвл!

Тут тело, почти уже признанное мёртвым, с кольчужным бряком перекатилось на спину. Открыло мутные глаза и заплетающимся языком спросило:
- Кво вадис?
- Не понял. – рыцарь невольно сделал шаг назад.
- Куда прёшь, спрашиваю? – лежащий в пыли детина икнул мощным перегаром.
- А ты кто такой, чтобы нам тыкать? – напыщенно поинтересовался рыцарь.
- Как это, етить, кто я?!.. – возмутился детина, воткнувши вертикально в землю иззубренный меч и теперь с кряхтением подтягивая на нём себя вверх: - Я этот... Как его?.. А!.. Святорусский чудо-богатырь, вот.
- И правда – чудо… - пробормотал дракон, обозревая громоздящиеся вокруг курганы пустых амфор, бочонков, корчаг, склянок и баклажек. – Чудо, что он ещё жив, после потребления такого количества горячительных напитков…
- Я кто? Я ж заступник земли русской! Защитник ея! – разорялся тем временем богатырь, пуская скупую слезу, гулко бия себя кулаком в окольчуженные перси и, одновременно, норовя вот-вот вернуться в валяющееся состояние. – Я ж этот… Плоть от плоти, соль от соли и глаз за глаз!..

- О чём это он? – спросил, впавший в лёгкий ступор от услышанного, рыцарь.
- Не обращай внимания, - с кротким вздохом посоветовал ящер напарнику.
– Он сумасшедший?
- Нет, партнёр. В этих краях данный феномен называется «загадочная русская душа».
- О!.. – только и смог выдавить из себя рыцарь.

Богатырь покричал ещё с минуту, потом его словно обрезало. Закрыв глаза и выронив меч, заступник грянулся оземь. И с чувством захрапел.
- О ля-ля. – понимающе покивал рыцарь. – Загадочная русская душа.

Партнёры успели уже изрядно удалиться от богатыря, когда послышался нарастающий стук копыт, перемежающийся визгливыми криками: «Ай смерть урусам! Ай смерть! Якши?..»

Из степи на дорогу вынеслись сотни две низеньких мохноногих лошадок. На спинах их сидели кривоногие и узкоглазые молодцы в лисьих шапках. Подскакав к спящему детине, молодцы мигом набросили на него две сотни арканов и принялись рубить лежащего двумя сотнями сабель. Детина в ответ едва слышно постанывал, сучил ногами, пару раз горестно причмокивал, но просыпаться, похоже, и не думал.
- «Пьяному – море по колено», - прокомментировал зрелище ящер.
- Переведи. – попросил напарник.
- Нетрезвый славянин – неуязвимый славянин.
- Надо же, – поразился рыцарь. – Совершенно не ожидал встретить в этой глухомани столь самобытное воинское искусство…

Закончить свою мысль рыцарь не успел. Где-то по ту сторону залежей порожней тары раздался клич «вставайте, люди русские!»

На дорогу густо, как муравьи, прыснули старики с клюками, старухи с ухватами, мужики с топорами, бабы с вилами и дети с рогатками. Это посконное воинство мигом набросилось на оторопевших узкоглазых и принялось их жестоко дубасить, приговаривая: «Вот тебе, басурман, по сусалам! Вот тебе, поганый, за нашего заступника!»

- Минуточку, - совсем запутался рыцарь. – Так кто чей заступник?!
- Теперь уже не знаю. – честно признался дракон.

Рыцарь поймал за плечо плюгавенького мужичка, торопящегося мимо с увесистым дрыном в руках:
- Эй, милейший, не подскажешь ли, что тут происходит?
- Идёт война народная! Священная война!.. – азартно выпалил мужичок. Вырвался и нырнул в гущу свалки.

Побоище кипело ещё минут пять. Потом кто-то из местных изловчился опрокинуть в приоткрытый рот заступника жбан рассола…

Храп прервался. Все замерли. С резким хлопком лопнули арканы. Народ охнул и попятился. Посреди своих и чужих медленно, как призрак конца света, поднялся чудо-богатырь.

Дракон почувствовал, как у него на спине чешуя встают дыбом. Богатырь был абсолютно, совершенно, кристально трезвым!

…Детина неторопливо вытер мякотью большого пальца губы. Крякнул. Зевнул. Чихнул. Почесался. Узрел узкоглазых. Задумался. Нахмурился. Подбоченился. И гаркнул по-молодецки так, что мохноногие лошадки сразу бросились на четвереньках врассыпную:
- ЧТО?!!!.. РУСЬ-МАТУШКУ ЗАБИЖАТЬ?!!!!!!..

В следующую минуту мимо рыцаря и дракона с паническим писком, смешно дрыгая в воздухе косолапыми ножками, пронеслись лисьи шапки. За ними, волоча за собой иззубренный меч, с самым воинственным видом гарцевал трусцой чудо-богатырь и ревел «Ура!»

Один миг – и они скрылись за горизонтом. Рыцарь с драконом потрясённо переглянулись…

Наступал вечер, когда напарники выбрались на широкую просеку. В её дальнем конце сидел догнавший узкоглазых святорусский заступник. Он попеременно обнимался с одеревеневшими от выпитого лисьими шапками, бодро размахивал громадным рогом с брагой и дружелюбно кому-то ревел: «Ты меня, итить, уважаешь?»

- О-ля-ля. – кивнул рыцарь понимающе.
- Да-да, – согласился дракон. – Это она – загадочная русская душа.

Потом ящер подумал и добавил: «Итить!..»
shum_lol.gif shum_lol.gif

via(u_96)

     

onno

«Хорхе, в этом лице, иссушенном ненавистью к философии, я впервые в жизни увидел лик Антихриста. Он не из племени Иудина идёт, как считают его провозвестники, и не из дальней страны. Антихрист способен родиться из того же благочестия, из той же любви к Господу, однако чрезмерной. Из любви к истине. Как еретик рождается из святого, а бесноватый – из провидца. Бойся, Адсон, пророков и тех, кто расположен отдать жизнь за истину. Обычно они вместе со своей отдают жизнь многих других. Иногда – ещё до того, как отдать свою. А иногда вместо того чтобы отдать свою.

Должно быть, обязанность всякого, кто любит людей, - учиться смеяться над истиной, учить смеяться саму истину, так как единственная твёрдая истина - что надо освобождаться от нездоровой страсти к истине»

Умберто Эко «Имя розы»

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

За поворотом будьте добры.

Убийство паука не считалось чем-то особенным. «Убей паука – 40 грехов простится». Исходя из этой простой теологии, население детского сада «Алёнушка» уничтожало безобидных в сущности тварей сотнями. С тех пор и повелось, если чего-то боишься, избавься от источника неудобства.

Меня забирали из садика по вечерам. Когда большинство детей уже смотрели вечерние мультики или играли во дворе, я и ещё пара ребят: сын нянечки и Сашка, которого родители всегда забирали поздно, оставались в большой комнате с включённым неоновым светом.

Потом приходил папа. Иногда он подхватывал меня на руки, чаще просто трепал по голове и обязательно спрашивал: "Ну как ты?"
Я натягивал сырые после прогулки колготки, полосатые, бледно-коричневого цвета, штаны, свитер (задом наперёд) и шапку. Папа надевал на меня куртку, а я шнуровал ботинки.

Идя с ним по улице, держась за руку, я глазел по сторонам, совершенно не задумываясь ни о чём, подмечая всякие любопытные мелочи. Он их не видел, потому что думал за нас двоих: как не попасть под машину, не простыть и не промочить ноги. Проходя мимо лужи он высоко поднимал меня за руку – мне нравилось, и у следующей лужи я нарочно не обходил её.

Вот какая-то тётенька умильно посмотрела на папу, а он не заметил. У мальчишки во дворе автомат, которого у меня нет. Наверное, дорого стоит. А папа зарабатывает немного. У нас в детском саду дети делятся на тех, за кем приезжают и тех, за кем приходят. За мной приходят.
Мы с папой едем в метро. При входе на экслокатор.. экс.. эслакатор, ну на ездящую вниз-вверх лестницу я долго топчусь и прыгаю в последний момент, так интереснее. По вечерам люди в вагоназ более хмурые, чем по утрам. Странно, ведь по утрам они ездят на работу, а по вечерам?
Работа. Она есть только у пап и мам. У меня её нет.

Но однажды мама взяла меня с собой на Работу. Меня было не с кем оставить, а "если за мной не смотреть, я спалю дом". Всё из-за того, что однажды я натащил спичек и зажёг их на ковре.
Честное слово, работа – это большой детский сад. То есть, детский сад для больших. Они там бегают, кричат по телефону (у меня тоже есть такой, сломанный, но его сломал не я), на них кричит другой дядька, это их воспитатель, он смотрит, чтобы они себя хорошо вели.
Почему-то все говорили обо мне, но с мамой, а не со мной. "Похож, очень-очень похож на тебя!" – говорили они. А я похож на папу, так говорила бабушка. Поэтому я стоял-стоял и показал им казюлю. Тогда все они разошлись.

Ну это я отвлёкся. Я ужасно несобранный и неорганизованный – так говорит мама.
Просто в моей неорганизованности есть своя организация.
Мы едем домой. Тётя объявляет нашу станцию и мы выходим. Экс.. лестница едет вверх.
На улице холодно и темно. Мне нравится, но папа хочет скорей домой, и мы садимся в нашу маршрутку. Я запоминаю лица людей, которые ездят в нашей маршрутке. Чаще всего на них ничего нет, они ни о чём не говорят. А те весёлые люди, которые иногда ездят с нами, почему-то плохо пахнут, когда дышат.

Водитель всегда чем-то недоволен и всюду развешал надписи: "не хлопать дверью (нарисован злой человек), тише скажешь – дальше будешь, норму проезда устанавливает дирекция".
Не доезжая до остановки, какой-то чужой дядя произносит: "За поворотом будьте добры!"
А мы выходим раньше! Там, за этим поворотом, я никогда не был, он очень далеко, меня так не отпускают. "За поворотом будьте добры!" – так он приказал водителю.

По дороге домой я шёл и не бросался в сугробы, не ел снег, как обычно и не кидался снежками в папу. Я думал. Папа, наверное, тоже. Во всяком случае он смотрел на часы и вздыхал.
Дома оказалось, что он пропустил футбол. Не люблю футбол. Все кричат и машут флажками. Папа говорил, что раньше так бывало на демонстрациях. А потом я узнал, что такое демон и что такое рация.
Я не играл и не шалил, когда мама пришла укладывать меня спать.

Два дня этот волшебный дядя не появлялся в маршрутке. Наверное, потому, что меня забирала из садика мама. Но третьего дня за мной приехал папа и дядька снова был в нашей маршрутке. "За поворотом будьте добры!" – снова приказал он.

Там, за поворотом, люди становятся добрее, я думал так и верил в это. Я верил в то, что однажды поеду за поворот.
А потом мы переехали. Бабушка осталась, а мы переехали.
Здесь не было маршруток, просто выход из метро, над которым всегда висела надпись "Вход".

Прошло много лет. Я сам теперь хожу на работу. И никогда не вспоминал об этой истории. Но однажды, возвращаясь к себе домой, я произнёс, не задумываясь: "За поворотом будьте добры!" – поднял глаза и увидел прямо перед собой девушку, которая мне улыбнулась. Машина повернула, остановилась, но я не вышел. Водитель прокричал что-то, но я не помню что. Меня толкали, ухмылялись, а она.. она улыбалась.

С тех пор я всегда говорю всем: "За поворотом будьте добры!"

©еть.

     

onno

Она на цыпочках подкралась к окну. Лукас ещё спал. За занавеской встало ноябрьское утро, сквозь туман просачивались солнечные лучи. Она оглянулась и застала Лукаса за потягиванием.
-Ты спала? – спросил он.
Она завернулась в халат и прижалась лбом к стеклу.
- Я заказала тебе завтрак, они сейчас постучаться. Я иду собираться.
- Это так срочно? – спросил он, ловя её за руку и притягивая к себе. Она села на кровати и запустила пальцы ему в волосы.
- Знаешь, что такое Башер? – спросила она.
- Звучит знакомо, где-то я, кажется, об этом читал…
- Я не хочу, чтобы мы расставались.
- София, нас настигает ад, у нас есть только сегодняшний день, нам некуда бежать. Останемся здесь и проживём вдвоём отпущенное нам время.
- Нет, я им не подчинюсь. Я – не пешка на их шахматной доске, я хочу придумать не предусмотрительный ими ход. В гуще невозможного всегда кроется невероятное.
- Ты говоришь о чуде, а это не моя епархия…

Марк Леви. Семь дней творения

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

Veonika

Онно, не знаешь, есть ли в Интернете где возможность почитать?

-----------------

"You have to sit by the side of a river a very long time before a roast duck will fly into your mouth." -G. Kawasaki

     

PearLinShell

А гооглем пользоваться не умеем?
http://lib.ru/BRODSKIJ/skuka.txt

     

radon

Наметанный глаз.

Если бы у Коли и Оли спросили в тот день: «Какой самый короткий месяц в году?» — они бы не задумываясь ответили: «Медовый». Только через четыре месяца после его начала, когда у Оли наконец впервые возникла потребность в платье (во всяком случае, в выходном), они с Колей вышли из своей комнаты в общежитии, держа в руках отрез крепдешина, купленный молодым на свадьбу в складчину всеми студентами и преподавателями родного техникума, и направились к дамскому портному Перельмутеру.
В тот день Коля точно знал, что его жена — самая красивая женщина в мире, Оля точно знала, что ее муж — самый благородный и умный мужчина, и оба они совершенно не знали дамского портного Перельмутера, поэтому не задумываясь нажали кнопку его дверного звонка.
— А-а!.. — закричал портной, открывая им дверь. — Ну наконец-то! — закричал этот портной, похожий на композитора Людвига ван Бетховена, каким гениального музыканта рисуют на портретах в тот период его жизни, когда он сильно постарел, немного сошел с ума и сам уже оглох от своей музыки.
— Ты видишь, Римма? — продолжал Перельмутер, обращаясь к кому-то в глубине квартиры. — Между прочим, это клиенты! И они все-таки пришли! А ты мне еще говорила, что после того, как я четыре года назад сшил домашний капот для мадам Лисогорской, ко мне уже не придет ни один здравомыслящий человек!
— Мы к вам по поводу платья, — начал Коля. — Нам сказали…

— Слышишь, Римма?! — перебил его Перельмутер. — Им сказали, что по поводу платья — это ко мне. Ну слава тебе, Господи! Значит, есть еще на земле нормальные люди. А то я уже думал, что все посходили с ума. Только и слышно вокруг: «Карден!», «Диор!», «Лагерфельд!»… Кто такой этот Лагерфельд, я вас спрашиваю? — кипятился портной, наступая на Колю. — Подумаешь, он одевает английскую королеву! Нет, пожалуйста, если вы хотите, чтобы ваша жена в ее юном возрасте выглядела так же, как выглядит сейчас английская королева, можете пойти к Лагерфельду!..
— Мы не можем пойти к Лагерфельду, — успокоил портного Коля.
— Так это ваше большое счастье! — в свою очередь успокоил его портной. — Потому что, в отличие от Лагерфельда, я таки действительно могу сделать из вашей жены королеву. И не какую-нибудь там английскую! А настоящую королеву красоты! Ну а теперь за работу… Но вначале последний вопрос: вы вообще знаете, что такое платье? Молчите! Можете не отвечать. Сейчас вы мне скажете: рюшечки, оборочки, вытачки… Ерунда! Это как раз может и Лагерфельд. Платье — это совершенно другое. Платье, молодой человек, это прежде всего кусок материи, созданный для того, чтобы закрыть у женщины все, на чем мы проигрываем, и открыть у нее все, на чем мы выигрываем. Понимаете мою мысль? Допустим, у дамы красивые ноги. Значит, мы шьем ей что-нибудь очень короткое и таким образом выигрываем на ногах. Или, допустим, у нее некрасивые ноги, но красивый бюст. Тогда мы шьем ей что-нибудь длинное. То есть закрываем ей ноги. Зато открываем бюст, подчеркиваем его и выигрываем уже на бюсте. И так до бесконечности… Ну, в данном случае, — портной внимательно посмотрел на Олю, — в данном случае, я думаю, мы вообще ничего открывать не будем, а будем, наоборот, шить что-нибудь очень строгое, абсолютно закрытое от самой шеи и до ступней ног!
— То есть как это «абсолютно закрытое»? — опешил Коля. — А… на чем же мы тогда будем выигрывать?
— На расцветке! — радостно воскликнул портной. — Эти малиновые попугайчики на зеленом фоне, которых вы мне принесли, по-моему, очень симпатичные! — И, схватив свой портняжный метр, он начал ловко обмерять Олю, что-то записывая в блокнот.
— Нет, подождите, — сказал Коля, — что-то я не совсем понимаю!.. Вы что же, считаете, что в данном случае мы уже вообще ничего не можем открыть? А вот, например, ноги… Чем они вам не нравятся? Они что, по-вашему, слишком тонкие или слишком толстые?
— При чем здесь… — ответил портной, не отрываясь от работы. — Разве тут в этом дело? Ноги могут быть тонкие, могут быть толстые. В конце концов, у разных женщин бывают разные ноги. И это хорошо! Хуже, когда они разные у одной…
— Что-что-что? — опешил Коля.
— Может, уйдем отсюда, а? — спросила у него Оля.
— Нет, подожди, — остановил ее супруг. — Что это вы такое говорите, уважаемый? Как это — разные?! Где?!
— А вы присмотритесь, — сказал портной. — Неужели вы не видите, что правая нога у вашей очаровательной жены значительно более массивная, чем левая. Она… более мускулистая…
— Действительно, — присмотрелся Коля. — Что это значит, Ольга? Почему ты мне об этом ничего не говорила?
— А что тут было говорить? — засмущалась та. — Просто в школе я много прыгала в высоту. Отстаивала спортивную честь класса. А правая нога у меня толчковая.
— Ну вот! — торжествующе вскричал портной. — А я о чем говорю! Левая нога у нее нормальная. Человеческая. А правая — это же явно видно, что она у нее толчковая. Нет! Этот дефект нужно обязательно закрывать!..

     

radon

— Ну допустим, — сказал Коля. — А бюст?
— И этот тоже.
— Что — тоже? Почему? Мне, наоборот, кажется, что на ее бюсте мы можем в данном случае… это… как вы там говорите, сильно выиграть… Так что я совершенно не понимаю, почему бы нам его не открыть?
— Видите ли, молодой человек, — сказал Перельмутер, — если бы на моем месте был не портной, а, например, скульптор, то на ваш вопрос он бы ответил так: прежде чем открыть какой-либо бюст, его нужно как минимум установить. Думаю, что в данном случае мы с вами имеем ту же проблему. Да вы не расстраивайтесь! Подумаешь, бюст! Верьте в силу человеческого воображения! Стоит нам правильно задрапировать тканью даже то, что мы имеем сейчас, — и воображение мужчин легко дорисует под этой тканью такое, чего мать-природа при всем своем могуществе создать не в силах. И это относится не только к бюсту. Взять, например, ее лицо. Мне, между прочим, всегда было очень обидно, что такое изобретение древних восточных модельеров, как паранджа… — Так вы что, предлагаете надеть на нее еще и паранджу? — испугался Коля. — Я этого не говорил…
— Коля, — сказала Оля, — давай все-таки уйдем.
— Да стой ты уже! — оборвал ее муж. — Должен же я, в конце концов, разобраться… Послушайте… э… не знаю вашего имени-отчества… ну, с бюстом вы меня убедили… Да я и сам теперь вижу… А вот что если нам попробовать выиграть ну, скажем, на ее бедрах?
— То есть как? — заинтересовался портной. — Вы что же, предлагаете их открыть?
— Ну зачем, можно же, как вы там говорите, подчеркнуть… Сделать какую-нибудь вытачку…
— Это можно, — согласился портной. — Только сначала вы мне подчеркнете, где вы видите у нее бедра, а уже потом я ей на этом месте сделаю вытачку. И вообще, молодой человек, перестаньте морочить мне голову своими дурацкими советами! Вы свое дело уже сделали. Вы женились. Значит, вы и так считаете свою жену самой главной красавицей в мире. Теперь моя задача — убедить в этом еще хотя бы нескольких человек. Да и вы, барышня, тоже — «пойдем отсюда, пойдем»! Хотите быть красивой — терпите! Все. На сегодня работа закончена. Примерка через четыре дня.
Через четыре дня портной Перельмутер встретил Колю и Олю прямо на лестнице. Глаза его сверкали.
Поздравляю вас, молодые люди! — закричал он. — Я не спал три ночи. Но, знаете, я таки понял, на чем в данном случае мы будем выигрывать. Кроме расцветки, естественно. Действительно на ногах! Да, не на всех. Правая нога у нас, конечно, толчковая, но левая-то — нормальная. Человеческая! Поэтому я предлагаю разрез. По левой стороне. От середины так называемого бедра до самого пола. Понимаете? А теперь представляете картину: солнечный день, вы с женой идете по улице. На ней новое платье с разрезом от Перельмутера. И все радуются! Окружающие — потому что они видят роскошную левую ногу вашей супруги, а вы — потому что при этом они не видят ее менее эффектную правую! По-моему, гениально!
Наверное… — кисло согласился Коля.
Слышишь, Римма! — закричал портной в глубину квартиры. — И он еще сомневается!..
Через несколько дней Оля пришла забирать свое платье уже без Коли. — А где же ваш достойный супруг? — спросил Перельмутер.
Мы расстались… — всхлипнула Оля. — Оказывается, Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков.
Ах вот оно что!.. — сказал портной, приглашая ее войти. — Ну и прекрасно, — сказал этот портной, помогая ей застегнуть действительно очень красивое и очень идущее ей платье. — Между прочим, мне этот ваш бывший супруг сразу не понравился. У нас, дамских портных, на этот счет наметанный глаз. Подумаешь, недостатки! Вам же сейчас, наверное, нет восемнадцати. Так вот, не попрыгаете годик-другой в высоту — и обе ноги у вас станут совершенно одинаковыми. А бедра и бюст… При наличии в нашем городе рынка «Привоз»… В общем, поверьте мне, через какое-то время вам еще придется придумывать себе недостатки. Потому что, если говорить откровенно, мы, мужчины, женскими достоинствами только любуемся. А любим мы вас… я даже не знаю за что. Может быть, как раз за недостатки. У моей Риммы, напри мер, их было огромное количество. Наверное, поэтому я и сейчас люблю ее так же, как и в первый день знакомства, хотя ее уже десять лет как нету на этом свете.
Как это нету? — изумилась Оля. — А с кем же это вы тогда все время разговариваете?
— С ней, конечно! А с кем же еще? И знаете, это как раз главное, что я хотел вам сказать про вашего бывшего мужа. Если мужчина действительно любит женщину, его с ней не сможет разлучить даже такая серьезная неприятность как смерть! Не то что какой-нибудь там полусумасшедший портной Перельмутер… А, Римма, я правильно говорю? Слышите, молчит. Не возражает… Значит, я говорю правильно.
©еть.

     

onno

«А теперь представляете картину: солнечный день, вы с женой идете по улице. На ней новое платье с разрезом от Перельмутера. И все радуются!»

Ой! Спасибо, rаdon, порадовали хорошим еврейским юмором, а у меня как раз настроение грустное было, а тут рассказик душевный от вас.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Одна особа, ломая в горести руки, говорила: « Мне нужен интерес к жизни, а вовсе не деньги. Я ищу увлечения, а не благополучия. Мне нужен муж не богач, а талант, режиссёр, Мейерхольд!»

***
Одна жена, ложась в посталь, не засыпала до тех пор, пока её муж не коснётся своей рукой до её пяток.

***
Жила была девочка по имени Катя. И была у девочки собака, которую звали Гынмынфынбын. Вот однажды девочка Катя купила виноград.

***
Один черезвычайно умный человек пошёл в лес и там заблудился.


Даниил Хармс.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

«Джентльмен никогда не ударит женщину без повода»

Совсем недавно, согласно общественным опросам, любимым стихотворенинм англичан оказалось знаменитое «Если…» Киплинга.

О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь,

И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, -
Земля — твое, мой мальчик, достоянье!
И более того, ты — человек!

Это и есть моральный кодекс джентльмены ( и строителя коммунизма – сходство!), своего рода декларация о намереньях, желаемое и отнюдь не всегда действительное.
Правила «справедливой игры» - часть кодекса джентльмена – хотя и с огрехами, но соблюдалась в своё время в узких кругах английской аристократии ( как и в России); разве возможно было перенести пощёчину и не вызвать обидчика на дуэль, не прослыв трусом? Не сдержать своего слова? Оскорбить даму?
Моральный кодекс существует в каждом обществе и в каждом обществе повсеместно нарушается – не будет ли натяжкой втягивать в национальный английский характер ДЖЕНТЕЛЬМЕНСТВО? Термин « джентльмен» всегда был размыт:
Шекспир: Князь Тьмы – джентльмен
О. Уайльд Английский джентльмен в сельской местности охотится на коне за лисицей: бессловесное в погоне за несъедобным» или «Джентльмен никогда не оскорбит ближнего преднамеренно»
М. Тэтчер : Все мужчины слабы, а слабее всех джентльмены
Барбара Стрейзанд: «Сегодня мужчина считается джентльменом, если он перед поцелуем вынимает сигару изо рта»
Можно прийти к выводу, что в Англии к концу двадцатого века все стали джентльменами, и виноваты в этом не только исчезновение старых сословий и барьеров, но и возникновение массовой телевизионной, эстрадной культуры. Джентльмен исчез, поглощенный чернью. Слёзы льются из моих глаз.

Михаил Любимов «Гуляние с чеширским котом»
Мемуар - эссе об английской душе.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Предсмертное письмо Габриэля Гарсии Маркеса
Проси у Господа мудрости и силы...

Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверно, не говорил всё, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи, не за то сколько они стоят, но за то, сколько они значат. Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Я бы шёл, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят. Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженного.
Если бы Бог одарил меня ещё одним мгновением жизни, я бы одевался скромнее, валялся бы на солнце, подставив тёплым лучам не только моё тело, но и душу. Господь, если бы у меня было сердце, я бы написал всю свою ненависть ко льду и ждал пока выйдет солнце. Я бы нарисовал мечтой Ван Гога на звёздах поэму Бенедетти, и песня Серрат стала бы серенадой, которую я бы подарил Луне. Я бы полил слезами розы, чтобы почувствовать боль их шипов и алый поцелуй их лепестков... Господь, если бы у меня ещё оставался кусочек жизни, я бы не провёл ни одного дня, не сказав людям, которых я люблю, что я их люблю. Я бы убедил каждого дорогого мне человека в моей любви и жил бы влюбленный в любовь. Я бы объяснил тем, которые заблуждаются, считая, что перестают влюбляться, когда стареют, не понимая, что стареют, когда перестают влюбляться! Ребёнку я бы подарил крылья, но позволил ему самому научиться летать. Стариков я бы убедил в том, что смерть приходит не со старостью, но с забвением. Я столькому научился у вас, люди, я понял, что весь мир хочет жить в горах, не понимая, что настоящее счастье в том, как мы поднимаемся в гору. Я понял, что с того момента, когда впервые новорожденный младенец сожмёт в своем маленьком кулачке палец отца, он его больше никогда его не отпустит. Я понял, что один человек имеет право смотреть на другого свысока только тогда, когда он помогает ему подняться. Есть столько вещей, которым я бы мог ещё научиться у вас, люди, но, на самом-то деле, они вряд ли пригодятся, потому что, когда меня положат в этот чемодан, я, к сожалению, уже буду мёртв. Всегда говори то, что чувствуешь, и делай, то что думаешь. Если бы я знал, что сегодня я в последний раз вижу тебя спящей, я бы крепко обнял тебя и молился Богу, чтобы он сделал меня твоим ангелом-хранителем. Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал бы тебя и позвал бы снова, чтобы дать тебе больше. Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на плёнку всё, что ты скажешь, чтобы слушать это ещё и ещё, бесконечно. Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: Я люблю тебя и не предполагал, глупец, что ты это и так знаешь. Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам ещё одну возможность, чтобы всё исправить, но если я ошибаюсь и сегодня это всё, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду. Ни юноша, ни старик не может быть уверен, что для него наступит завтра. Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь. Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придёт никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнее желание. Поддерживай близких тебе людей, шепчи им на ухо, как они тебе нужны, люби их и обращайся с ними бережно, найди время для того, чтобы сказать: "мне жаль", "прости меня, пожалуйста" и "спасибо", и все те слова любви, которые ты знаешь. Никто не запомнит тебя за твои мысли. Проси у Господа мудрости и силы, чтобы говорить о том, что чувствуешь. Покажи твоим друзьям, как они важны для тебя. Если ты не скажешь этого сегодня, завтра будет таким же как вчера. И если ты этого не сделаешь никогда, ничто не будет иметь значения. Воплоти свои мечты. Это мгновение пришло.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

Мне повезло. Мои родители могли себе позволить заниматься любимым делом, разъезжать по СССР, при этом ни быть, ни военными, ни уголовниками, ни комсомольскими лидерами и при том зарабатывать приличные деньги. Я много где побывал. Чуть не утонул в реке Ангаре, где раскинулось Усть-Илимское водохранилище с одноимённой ГЭС. Видал свадьбу негров в Братске. Знаю, какое (эпитет сами вставьте) и холодное озеро Байкал. Видел, как наглые жирные сибирские белки скачут через капот между выхлопных труб фашистского «Магируса» который, утробно ворча пониженной передачей, поднимался со свежим «пиловником» по разбитой «колейке» на косогоры, до которых даже самый смелый пилот U-2 и не мечтал долететь. Обосраться можно. Понимаю пиндосов. До Луны не так страшно. Спасибо партии родной! Как старый медведь в пещере не тронул нас пацанов в Усть-Катаве. Где в городе сумрак, как в Мордоре, а в горах солнце. Вряд ли мишка испугался. Просто мудро ушел. Составы в 120 вагонов. Где руда, а где танки? Надо узнать, резанув ножом промерзший брезент. Успеть до поворота. Потом шесть тепловозов «наберут ход под горку» и будет уже не спрыгнуть. Если я скажу, что как-то мы нашли промасленную станину от пулемета «Максим»- вы мне не поверите. Может из него мочканули Чапая? Если я скажу, что сто килограммовый с осетр жил целую неделю в цистерне топливного бака С-300, только хвостом шевелил и изредка трепыхался, как асфальтовый в крапинку флаг. Вы поверите? Если я скажу что «лошадку» из м.ф. «Ежик в тумане», я видел своими глазами в Башкирии. Не поверите тоже. «Земляничные поляны» на самом деле существуют, это не сказка, а быль. Кипры с Тунисами -сосут. Я повидал свою Родину. Это- сказка. Это так. Но это другая история. Всему своё время.


Мы вернулись в город- Герой трех Революций. В своей родной школе я успел поучиться только первые два класса. Мы не успели купить школьную форму и поэтому, мама мне приобрела за какие-то по тем временам бешеные деньги чехословацкий костюм светло-синего цвета. На праздничном параде в честь 1го сентября наша бывшая учительница начальных классов, провожая класс в долгий путь, не преминула отметить: «Все дети, как дети, один ты, Ефимов, как белая ворона». И участливо погладила меня по голове, гадливо заглянув мне в глаза. Я знаю теперь, что она знала, что мой костюм стоил, как «тысяча новых курток» © Буратино.
Её наверняка бесило то, что привезли меня на новенькой волге. Её наверняка бесило, что меня привела моя очаровательная мама, элегантно (не шикарно!) одетая по последней европейской моде и слегка обдав Ларису Александровну чуть уловимым ароматом французских духов, которые даже и за деньги по блату было не достать, подарила ей самый красивый букет. Увидев маму, у многих пап поотваливались челюсти. Я знаю теперь, зачем она сказала это мне перед всем классом. Не зря же Лариса Александровна, гореть ей в аду, ставила меня, первоклассника, на все четыре урока в угол? Она мне мстила за неё. Но, тем не менее — эту суку многие уважали. За что? Видимо, «много значила». Это её идея была создать «элитный класс» на положении лучшей школы района. А положение- это власть, это — деньги.

Ну а тогда. Тогда мы прощались с прежней беззаботной жизнью одного кабинета.
Теперь мы не «мелочь пузатая», а ученики «средних классов». И если в первом классе мы как, котята, с опаской бегали на четвертый этаж смотреть на бюст партизана- героя лесгафтовца Д.Ф. Косицина, имя которого носила наша школа, то теперь мир раздвинул свои границы. Уроков по шесть, разные учителя, разные этажи. И Косицин в своем маскхалате казался уже вовсе не страшным, а даже смешным. Напоминал бабульку в платке на паперти.
Форму мне все-таки купили. Но иногда по выходным мама силком впихивала меня в этот ненавистный костюм. Я понимал, как он ей нравится, но ничего не мог с собой поделать. У меня очень красивая мама, все обращают на неё внимание. А я тащусь за ней понуро, как верблюд в колючках и колтунах, глядя исподлобья из-за этого костюма. Я втягиваю шею, сутулюсь. Мама регулярно хлопает меня по спине. Отовсюду, как мне казалось, несется шепот: «О! Глядите-ка! Белая ворона идет! Белая ворона!». К сожалению, я знал, что значит это «выражение». Вообще я был впечатлительным и весьма начитанным мальчиком.

Присмотревшись к классу, я заметил «новеньких». Впрочем, я и сам уже стал «новеньким». В этом возрасте всё быстро забывается. Как кленовый опавший лист. Сегодня он ещё желтело- красный, завтра- полужелтый. А вчера? Среди пришедших из других школ был и Витя Трубочкин. Он был почти на год старше, выделялся не только плохими отметками, замечаниями в дневнике за «поведение» и характерным видом хулигана, но и какой-то особой независимостью.

     

radon

«Мы — лучший класс в правофланговой школе, такого поведения я не допущу! Трубочкин, когда же, наконец, ты будешь вести себя нормально?» © классный руководитель А.С. Орданян. «Веди себя нормально!» Никогда не говорите эту фразу своим детям! Что означает выражение «вести себя нормально»? По какой норме/ГОСТу? Какое-то нарочито навязанное раздвоение личности, по-моему.
Конечно, мы все сыновья и дочери инженеров, преподавателей вузов, стоматологов, моряков дальнего плавания, директоров магазинов, юристов и прочих «работничков» умственного труда. Витька же был сыном слесаря при училище автотранспорта и нянечки в детском саду. Несколько лет спустя мы случайно узнали, что «Чечик» вовсе не «белорусская» фамилия, и «Кричашвили» вовсе не «русский», как в журнале, а в единственную (по журналу) «еврейку» «Берлинг» было влюблено полкласса. Дети. Им то по хуй на ваш «ганопольский радикюль». (привет радио «ЭХО Москвы») Потом, по прошествии некоторого времени дошел слух, что «дядя Коля», отец Виктора, был «гениальным механиком», хоть и пьяницей. Он мог починить буквально все, от детского заводного паровозика, до импортной стиральной машины. Практически все «папы» в классе ремонтировали свои автомобили у него. «Дядя Коля» мог по звуку двигателя определить, что «не так». А ремонтировал дядя Коля на совесть и лишнего не брал. Так Витька оказался в нашем классе. И практически сразу получил прозвище «Щегол» из-за своего презрительного, высокомерного выражения: «Ну ты щегол!». Причем, независимо от рода объекта, подвергаемого унижению. Еще Витька умел, необыкновенно ловко свертывая трубочкой язык, свистеть «по-птичьи», чем раздражал всё поголовье учителей кроме Самуила Исакыча Метрика -учителя зоологии и природоведения. Но Витьке было плевать и на это. Как-то раз на перемене я сказал, что за это мастерское владение языком ему бы пошла кличка «Трубочник», а не «Щегол». Он крепко взял меня за локоть, отвел за угол и, быстро оглянувшись по сторонам, врезал мне под дыхало. Упав и корчившись в спазмах на полу, я увидел своими слезящимися глазами прямо перед своим носом насмешливо- презрительные глаза Витьки. Холодные, как льдинки. Он одной рукой схватил меня за грудки, вторую занес для второго удара и угрожающе прошипел.
— В следующий раз — в глаз получишь, щегол. Понял?
— Понял, понял. Я же пошутил, — еле выдавил из себя я, а в голове пронеслось: «Будет добивать или нет?»
— За такие шутки в зубах бывают промежутки.
Витька недобро ухмыльнулся и стряхнул меня со своей руки. Дрался он жестоко и без правил, я это знал, даже старшеклассники его побаивались.
Витькиных родителей вызвали в школу, видимо, все же кто-то настучал. Позвонили и моим, но я, сделав недоуменную мину, что-то наврал. Это было сродни ощущению от пресловутого чехословацкого костюма. Естественно, после этого с Витькой я вообще перестал общаться и замечать его. Есть во мне такое свойство относиться к людям как к явлениям природы. Я до сих пор не имею зонта и теплых ботинок. Витьке тоже было плевать, но по другой причине. Его индивидуализм был на голову выше.
Это продолжалось достаточно долго, настолько долго, что сама причина была уже стерта и не имела значения. Но как-то по весне у нас отменили один урок, и мы практически всем классом сбежали на школьный двор. Делать это было нельзя категорически, в таких случаях нам лепили внеочередную «контрошу», но это был урок «физры». Слоняться просто так было здорово. Бархатистое в своих первых прикосновениях солнце еще не такое охристое, каким оно будет летом, но во дворе уже растаял снег, и все равно было скучно. Мяча не было и тогда я предложил сыграть в «попа». Этой игре я научился на Урале, нечто среднее между городками и лаптой с элементами хоккея. Для игры нужны были биты, ими послужили палки от старых швабр в изобилии водившихся в дворницком сарайчике, большая консервная банка и участники. Участников навалом, банку стащили в столовке. Началась игра, да такая, что только девчонки нас вытащили на следующий урок. Витька не участвовал, только покосил в нашу сторону, сплюнул и свалил куда-то, как всегда насвистывая. Витька вообще редко в чем участвовал и то из-под палки. Даже необходимую помощь пионерского звена в учебе принимал в штыки с неизменным презрительным выражением физиономии и со своим любимым «щеглы» во всех вариациях.
Однако, в тот день он подошел ко мне после уроков в раздевалке и сказал, как всегда грубо и безапелляционно: «Пошли. По пути. Разговор есть» Я, сдерживая дрожь в руках, застегнул молнию на куртке и безразлично сказал: «Пошли». Руки дрожали вовсе не от страха перед Витькой. Я его тогда презирал, и он знал это. То чувство было сродни последнему ощущению перед тем, как раскачавшись, прыгнуть с тарзанки в холодную воду.

     

radon

Пошли мы на самом деле к дому. Как оказалось, мы жили на одной улице — через несколько домов. Витька чуть попыхтел и начал:
— Я знаю, что не ты меня заложил. Молоток, щегол. Это Михайлов.
Я вспомнил, что действительно Юрка какое-то время ходил с фингалом, видимо, не доставшимся мне и все время зачем-то лебезил перед Витькой. Я молчал.
— Слышь, ты научишь меня в «попа» играть?
— Нечему там учить, оставался бы и смотрел.
— А правда, что твой дед Косицина тренировал?
— Правда.
Витька засопел. Сказать больше ему явно было нечего.
— Да ладно, не злись. Но друзей. Как это? Не покупают штоли, или не меняют там. Они случайно находятся. Почему-то редко, правда.
Витька видимо окончательно запутался и притих. Некоторое время мы шли молча, я демонстративно глядел в другую сторону. И вдруг он, забежав вперед, несильно, но ощутимо ткнул меня в плечо и широко улыбнулся. Я тогда впервые увидел его губы не в высокомерной усмешке, а глаза были больше не похожи на холодные льдинки.
— Я мог бы предложить тебе посмотреть на моих птиц!
— А у тебя взаправду птицы есть? — удивился я.
— А то! Два кенара и пять щеглов! — еще шире улыбаясь, обрадовался Витька.
— Ну ты — Щегол! — засмеялся я и в ответ ткнул Витьку в плечо.
— Сам-щегол! Пошли?
С этого момента мы стали друзьями — не разлей вода. Но только вне школы. В школе Витька по-прежнему ничем не высказывал своего расположения ко мне. До порога, после порога — и только.
«Как денди лондонский одет, он наконец увидел свет». Моя соседка по парте Аня Лабутина читала по слогам, как и пердела. Некое, едва ощутимое подобие выразительности, которое могут оценить лишь китайцы и то в своем неосязаемом бытие умиротворенности, гармонии дао. В массе полуразложившихся сине-зеленых куриных яиц (привет птичий грипп) найти то, что не имеет корней и стеблей, листьев и цветов. Амеба Лабутина была дочкой директора комиссионки. Понятно? Выпуская «шипунков», это тупорылое существо отравляло мне ТРИ года уроки литературы. Причем делала ЭТО весьма изящно. Чуть поерзав, слегка изогнувшись, но не теряя осанки, одно из бедер скромыжно- (легкомысленно) целлулоидным оплывом сливалось на край деревянного с железным каркасом стула, второе бедро оставалось крепиться на впадине в межъягодичной складке. Колготы натужно скрипели, но шов был толст. Издавался легкий присвист и чуть погодя -невообразимая вонь. Может, у бедняжки было не все в порядке с желудком?
Что такое «женское бедро» я узнал значительно позже, а пока это была «ляжка». Но тогда я первый нюхал эту вонь, а Аня покрывалась аллергическими пятнами стыда, но ничего не могла с собой поделать. Природа — хуле. Так вот.
Софья Петровна учительница литературы задумчиво смотрела в окно, и
в такт нетленному ямбу Пушкина, меланхолично помахивала указкой.
— А что такое «денди» вдруг прервавшись, — спросила дура Лабутина, поправив свои совиные плюсовые очки. Софья Петровна вздрогнула и обернулась.
— Денди? Вы не можете объяснить значение этого слова?! Она игриво засмеялась.
Тут всезнайка, подхалим и почти круглый отличник Архипченко затрясся в своей полубесноватой, противной манере, протягивая руку в каком-то полунацистком приветствии в сторону доски.

     

radon

Я мммогу! Я могу!-полушипел он. Софья Петровна благосклонно махнула пухлистой ручкой с указкой в его сторону.
— Денди -это как русское «щеголь». Ну как Трубочкин у нас- Щегол! Только наоборот.
Кое-где хохотнуло. И тут Витька, не поднимая взгляда от учебника, негромко, но внятно произнес:
— Защелкни щегало, щегол! Щеголей на перемене насвистеть? Щеголь- моголь нашелся.
Наступила резкая тревожная тишина. Первой прыснула Софья Петровна, потом заржал весь класс.
— Так! Тишина! Трубочкин и Архипченко покиньте класс. Нет. Пожалуй. один Трубочкин, а то наш «Могуголь», пожалуй, до перемены не доживет. Запомните дети, «Денди» это фамилия. Трубочкин, я жду.
— Пожалуйста, Софья Петровна. Я вас и за дверью послушаю.
Витька встал и нарочито посвистывая удалился.
— Денди это фамилия молодого агличанина славившегося своим пристрастием к модной одежде. Фамилия стала нарицательным словом. Именно это и имел в виду Александр Сергеевич, — продолжала Софья Петровна.
Надо ли говорить, что с этого дня Архипченко стали звать « Могуголем», а в нашем лексиконе появились всевозможные замены «мата» от производного «щегол»

Что мы только ни вытворяли после школы, руководствуясь буйным Витькиным воображением.
Просто «пускать кораблики» или «носиться с брызгалками» нам было неинтересно. Если «брызгалка», то обязательно с валерьянкой и с дерева, чтобы потом, аккуратно держась за ствол тополя, обоссать ополоумевших котов.
Как-то Витька притащил горсть стартовых патронов. Аккуратно разместив их на трамвайных рельсах, мы, за углом, давясь от смеха, смотрели, как пассажиры, дружно подвалившие к трамваю, вдруг с криками рассыпались кто куда от звуков «автоматной очереди». Тогда много кто еще помнил блокаду.
Витька почему-то не терпеть не мог туристов, называл их «пыжонами», я не знал этого слова. Когда у него было плохое настроение, он швырял с моста булыжниками, выковырянными нами со спуска к каналу, в плексигласовые стекла речных трамвайчиков- «калошек». Мы четко знали их расписание. « Слы, щегол! «Фонтанка» прошла! Через 15 минут-«Ладожка» поплывет! Успеем! Айда!»
И Никольская колокольня говорила: «БОМмм!» И тучи мерзких голубей взлетали к облакам с засраных собаками дорожек.

Адреналина Витьке вечно не хватало, и он заводил себе «врага». Например, ночного сторожа строящейся бани. Вечером, когда сторож еще не спал, он пробирался в здание и с наслаждением ломом вдребезги крошил оконные стекла пачками привозимых для ремонта. Сторож, топая гулкими коридорами, истошно орал: «Убью гада!», а Витька, насвистывая, улепетывал. После пятого или шестого раза сторож уволился или его уволили. Витька опять хандрил и бездумно бросал булыжники. Новый «враг» вскоре появлялся. Витька не мог не бороться. Одним из них стала вредная тетка со второго этажа в нашем дворе. Я как-то случайно посетовал, что она постоянно не дает нам стучать о пустую стену мяч. Теперь- то я понимаю, каково пожилому человеку целый день слушать звонкие удары резиновой клизмы под окном.

     

radon

Мой друг оживился. Банально нахамить — это было не в его стиле. Но бабка оказалась крепким орешком. Витька испробовал всевозможные фокусы от собачьего кала с подожженной сверху газетой и звонком в дверь, до тщательно спланированных взрывов, когда она возвращалась домой. Бабка не сдавалась. Витька обозлился и почти разбил таки насквозь крышу речной калоши. И тут его осенило. Бабка всегда поднималась и спускалась на лифте (я тогда -не знал почему). Витька под видом жильца выяснил у жэковского электрика, где в этой парадной выключается свет, сделал из пятка пинг-понговых шариков, нескольких пластмассовых линеек «для вонючести» огроменную дымовуху, пару раз отрепетировал и запер бабку в лифте на несколько минут. Я не помню, откачали её или нет. У бабки оказалась астма, но в мяч мы стали играть теперь без проблем.

Но не все так безнаказанно сходило нам с рук. В те годы у нас большой популярностью пользовались шарики-прыгунки, которые вырезали из каучука. А каучук доставался на полувоенном предприятии «Красный треугольник». Особо ценился черный. На эти шарики можно было выменять практически все. От оловянных солдатских пуговиц-ушек, вкладышей от жвачек, пробок от импортного пива до порнофоток. На ушки нам было наплевать, вкладышами нас в изобилии снабжала адвокатесса, любительница кошек и по совместительству местная спекулянтка тетя Руфа. Достать пробки было плевым делом, только надо было отличить гэбиста или дэндэшника от «пыжона» у гостиницы «Советская» и вовремя слинять. А вот фотки можно было достать только у Петракова, у него папа был выездным профессиональным фотографом в ТАСС. Мы перли с Витькой этот каучук с охраняемого военизированной охраной «Треугольника». Это вам не «колюшку» под трамвай класть и слушать, как она забавно лопается.
Как- то летом в один из немногих рейдов нас засекли.
— Бежим! — заорал Витька, — бросай этот чертов каучук!
— Нет уж!- ответил я и рванул к забору, но подпрыгнуть высоко мне не удалось.То-ли от страха из-за грохнувшего в воздух выстрела, то — ли от тяжести каучука под рубашкой.
— Давай, щегол!
Витька подставил руки, я оперся ногой, и он подкинул меня на забор. Потом подпрыгнул сам. Прогремел второй выстрел. Тяжело перекувырнувшись, Витька ничком упал на землю. Я поднял его, и мы побежали дворами. Юркнув за гаражи, Витька остановился, тяжело дыша. Только сейчас я заметил, что его спина вся в крови.
— Попал-таки, гад, своей дробью!
Я снял с себя рубашку и накинул на него. Драгоценный каучук спрятал под гараж.
— Куда теперь, щегол?- спросил Витька.
— Сам щегол! К тете Руфе, конечно! Не по домам же топать, тебя отец прибьёт. А она промоет все, смажет, а ты скажешь, что это тебя её сиамец ободрал. Все знают, какой он зверюга.
— Молодец, щегол. Бубен варит, -похвалил он устало и добавил, — но жадность фраера- погубит. Запомни.
Так мы и сделали. Тетя Руфина была добрая женщина, но все ж спекулянтка. За её молчание я целую неделю вычесывал её то ли 15 то ли 20 питомцев. А Витька валялся дома. К нему пробовала пробиться группа сотоварищей пионеров, но он послал их ко всем «щеглам» и сказал, что уроки буду носить ему только я. Это в такой степени подняло мой авторитет перед одноклассниками, что я даже сам удивился. Я притащил Витьке свою железную дорогу, чтоб не скучал, и каждый вечер навещал его.

     

radon

Другой, более драматичный случай, произошел следующим летом. Было тихое спокойное утро. Народ праведно отдыхал после пятничной пьянки. Мы с Витькой встали пораньше и полезли на его крышу. На чердаке невесть откуда в изобилии валялись бутылки из-под шампанского. Мы наполнили несколько из них чердачным окатышем и на корточках поползли к водосточной трубе. Первые две прошли как по маслу. Во дворе — колодце грохот стоял неимоверный. Как никак -7 этажей, мертвого разбудишь. Тут у меня то ли рука подвернулась, то ли голова закружилась, но запустив очередной снаряд, я через мгновение понял, что вишу на карнизе под грохот падающей в водосточной трубе бутылки. Еще помню вытаращенные от ужаса глаза Витьки перед собой и его шепот:
— Ты чо щегол? Ты чо?
Он протянул мне руку, другой ухватил за куртку, ногами как-то зацепился за ограждение. В себя я пришел только на уже теплом от утреннего солнца железе.
— Ну ты, щегол, даешь стране угля!
Мы истерически смеялись, сидя на крыше, и хлопали друг дружку по плечам.
Как оказалось, самое плохое случилось позже. Кто-то из соседей нас все же опознал, и мой отец первый и последний раз в жизни жестоко отлупил меня своим ремнем с пряжкой, а мама долго плакала в ванной.

Я долго клянчил велосипед у родителей. Они поначалу всё отнекивались отметками за четверть и ненавистными мне хозработами на даче, но в конце концов сдались, и я стал обладателем шикарной складной «Камы» бордового цвета с хромированным багажником сзади и разноцветными катафотами на спицах колес. Я видел, что Витьке хочется такой же, но на все мои предложения дать ему велик на пару дней, неизменно отвечал: «На фига! Отчепись щегол!». И вот однажды он влетел ко мне домой и, хитро прищурившись, приказал:
«Одевайся! Выкатывай свою рухлядь. Едем кататься!» Я удивленно пожал плечами, отпросился у мамы и, выкатив свою «красотку» во двор, обалдел. Небрежно облокотившись на сияющий велик непонятной конструкции, стоял не менее сияющий Витька. Сейчас такие велосипеды называются «таун чоппер», а тогда по впечатлению сильнее было бы, если только всех героинь наших коллекций порнофоток материализовать в одну секунду у нас во дворе.
— Что это? — спросил я в полнейшем ахуе указывая пальцем, как салага, на это чудо, напоминавшее небольшой «Харлей Дэвидсон» с педалями…
— Мой велик, — фальшиво небрежно сказал Витька и, не удержавшись, с гордостью добавил, — папка сварил.
Мы забросили свои дурацкие выходки. Мы катались сутками, разрабатывали все новые и новые маршруты, наносили их на карту. Дядя Коля приделал нам на рули настоящие автомобильные зеркала, фары, а сзади «стопаки», питавшихся от трех плоских батареек. Мне лично он сварил точно такое же вальяжное седло, как у Витьки. Так что мы были первыми байкерами в Ленинграде.

Наконец, мы закончили восьмой. Вы знаете, как это бывает? Кто-то из недорослей идет в девятый. Из нашего класса в девятый не пошли только трое, вторая была Люда Безрукова, а третьим был Игорь Лесин- он пошел в спортивную школу. Люда пошла в Вагановское. Были составлены парты в нашем классном кабинете. Чай, торты, фрукты. Какие-то сценки. Мы с Лехой Лысенко коряво сыграли пару битловских песен (отдельная история), Вахтик Кричашвили, как всегда, пародировал, кто-то читал стихи, но все ждали, когда же начнется «дискотека». У Вики Мозалевич был кассетный магнитофон “JVC” и она притащила заранее согласованный ворох итальянского музыкального ширпотреба. Папа Вики был… впрочем, об этом чуть позже.
Не хочется говорить о том, что «нынче не то, что прежде». Конечно, может быть кому- то и невозможно такое представить. Никакого алкоголя, при полном коридорном освещении в присутствии умильно глазеющих родителей. И тут чей-то изрядно поддатый голос громко объявил:
— Тушите свет! Чичас дамы приглашают кавалеров!

     

radon

Конечно, это был дядя Коля. Я стоял, опершись о подоконник, и выдавливал из себя улыбку Глеба Жиглова. Как мне тогда казалось — это было «круто». Вдруг ко мне подошла Люда и что-то сказала. Может, не сказала. Помните песню А. Челентано “Soli”? Просто я ко второму куплету, с привитой мне с младых ногтей родителями «констатацией случившегося факта» понял, что влюбился. По уши. Мне казалось что на нас смотрели все, а я наконец увидел то, чего не замечал шесть лет! И понял, что мое «второе я» уже бессильно опровергать очевидное, потом подумал: «Как все это глупо! Но надо же что-то делать?!» Холм издали кажется просто точкой. Лишь подойдя ближе ты видишь его очертания. Люда сама все решила по-женски просто и изящно.
— Пойдем, погуляем. (не вопрос, а утверждение).
Мы сбежали. Шатались до утра. Говорили о чем угодно или просто молчали, держась за руки, разглядывая другой, чуть подернутый рябью отражений, канал. И там, потусторонние мы, под потусторонними тополями также смотрели из другого измерения на реальных (?) нас. Потом я, её уже обессилившую, тащил на руках домой. Она стерла себе ноги новыми туфлями не до крови, а в кровь. Потеря девственности, как правило, заметна. Наш наивный роман продолжался около полутора лет. Дальше неловких слюнявых поцелуев в парадной дело не зашло. И вдруг Вика Мозылевич звонит мне как-то с утра в субботу и говорит: « Сережа, помнишь, ты просил «Белый альбом» «Битлз»? Заходи. Только быстро, я должна с Машкой встретиться» Конечно, я поскакал, как обосраная лошадь. Дверь открыла Вика и слегка шлепнула меня по щеке.
— Салатик будешь?
На ней полупрозрачный халат, под халатом ничего нет. Но меня волнуют только эти две пластинки. Мое «второе я» отмечает: «было сборище».
Отец у Вики капитан дальнего плавания, а мать, как настоящая жена капитана, имеет постоянного любовника и иногда в выходные оставляет дочь одну. Но мне все равно, что не позвали меня. «Белый альбом»!
Вдруг из комнаты напротив вываливает Витька в одних трусах с бутылкой портвейна в руках, а на кровати сидит Люда в мужской футболке и недоуменно таращится на бурое пятно на простыне. Я выхватываю бутылку из рук Витьки и с размаха бью его по башке. Мой друг падает. Из головы течет кровь. Второй раз в жизни я оказался висящим на карнизе. Помню, проорал, выскочившей вслед за мной на лестницу что-то бормотавшей Люде: «Да пошла ты!»
Прошло несколько лет. Нет смысла напоминать, что любовь всепрощающа. Мы случайно встретились, потом мои родители купили себе квартиру, и она переехала ко мне.

     

radon

О Щегле я больше ничего не слышал, да и не хотел. Было детство. Оно прошло. Это только в кино про «ковбойцев и индейцев» с Гойко Митичем присутствует абсолютная правда и абсолютная ложь. Я не давал себе и Люде думать обо всем случившемся и разбираться «почему», «как» и «зачем». Мне было достаточно моего, что есть, а не то, что было. Я, мне, моё. Так, наверное.
Но, однажды, много лет спустя, возвращаясь домой в час поздний по нашей «аллейке» вдоль канала, посасывая пиво и слушая реггей Питера Тоша, дорогу мне преградила инвалидная коляска. Я недоуменно вынул из уха один наушник. Безногое тело в коляске прохаркалось и сипло проговорило:
— Накинь рублишко, братишка.
В кармане были только «бумажки».
— Нету.
Я обошел коляску, направился прочь и остановился, как вкопанный, услышав:
— Ну и вали ты! Щегол!
— Витька?! Я обернулся, подошел поближе и сразу вспомнил эту презрительную усмешку, эти глаза льдинки.
— А я тебя сразу узнал, Серый.
Я нащупал в кармане деньги вынул, выискал штуку.
— На. Мне пора. Жена ждет.
— Людка? Он закашлялся, противно осклабившись, и заржал. Я, не помня себя от злости, схватил этого вонючего урода, как когда-то он меня за грудки, и прошипел:
— Заткнись, заткнись, Щегол! Убью!
— Да отчепись же ты, задушишь, мудак!
И все тем же знакомым тоном, не терпящим возражений, посопев, произнес:
— Пошли. По пути. Разговор есть.
У меня задрожали руки, как и тогда в раздевалке почти 20 лет назад.
Я достал сигарету из пачки и «безразлично» сказал: «Пошли»
— Слышь. Я не ебал Людку. Это все конкретная подстава Мозылевич. Тебе интересно, как все было?
Витька насмешливо смотрел мне в глаза, и было такое ощущение, будто не я, а он глядит на меня сверху вниз.
— Ну так что? Интересно?
— Уже нет, — соврал я.
— Не пизди. Давай, присядь.
Он остановился около скамейки и ткнул меня поддых, не как тогда в школьном коридоре, а как ТОГДА в плечо.
— Слушай, не перебивай. Понял, щегол?
— Понял, -машинально ответил я.
— Так вот. Вичка тогда позвала почти всех. Настолько почти, что даже я поверил. Я здорово напился, но ты же знаешь, мне всегда нравились пампушки, а не доходяги типа твоей Безруковой. Вдруг я заметил, что Мозылевич плеснула Людке водяры в шампанское, потом еще раз. Ради хохмы, я тоже неоднократно Вичке плеснул, только побольше. Дальше, когда все разошлись, я остался и пёр Мозылевич во все дыры кроме мутера. Как она меня уговаривала оставить её целкой до «настоящего» мужа, пархатого жыда из министерства! А сиськи помнишь её? Уже тогда размер четвертый был. Упругие. Я в Чечне столько раз дрочил по памяти на её дойки. И все вспоминал, как она после очередного минета с заглотом яиц уговаривала: «Ну давай в попочку!» Весь крем мамашин французский извели. Всадил- таки ей под утро куда надо. Не всеж жыдам блатовать. Хыхы. Людку под утро она раздела, натянула мою футболку и как-то поменяла нашу простынь. С утра сидела на телефоне, а потом заявилась. Надо мной дулями своими колышет и так игриво- ласково говорит: «А не поискал бы ты, Щегол, вина?» Я такой: «Ладно». Нашел вино в комнате, где Безрукова без памяти была. Ну ей -то хуле, много надо что ли? Эта блядь подо мной всю ночь отскакала и хоть бы что, а Люда- балерина ведь! А тут ты. Я и подумать ничего не успел, как очнулся- башка в вине и в крови. И эта курва в истерике у двери открытой бьется: «Я без Сереги- не могу!» Людка в туалете заперлась, блюет и тоже ревет. Посмотрел я на все это дело, влепил Мозылевич пощечину и ушел. А что мне было делать? Я звонил тебе несколько раз, потом бросил. Закончил папкино ПТУ, дальше ушел в армию. Сверхсрочка. Контракт. Чечня первая, потом еще одна. Ноги оторвало. Контузия. Домой вернулся. Мать умерла. Отец еще раньше. Площадь — маневренная, от детсада была. Сам знаешь. Пенсия есть. Медальками хоть до жопы обвеситься могу. А хуле толку? Давай бухнем. У меня есть.

     

radon

Мы тогда здорово нажрались. У Витьки был особый коктейль — боярышник настоенный на каркаде. Рекомендую. На утро Люда, увидав тела на ковре в гостиной, с ужасом опознала Щегла. Витька остановил меня, когда я пытался помочь ему спуститься до коляски, оставленной внизу.
Тогда я впервые в жизни так наорал на свою жену, что довёл её до слез.

Правда, жизнь -странная штука?

В последний раз встреча с Витькой была холодным апрельским вечером. Снова идя по «аллейке», я вдруг увидел, как по «нашему спуску», где мы ловили на булку в банку с веревкой «колюшку», резко набирая скорость, едет вниз инвалидная коляска. Как в замедленной съемке, переднее колесо попадает в лунку из-под выковоренных булыжников, коляска заваливается в сторону падает, а кочерыжка тела по инерции летит, тяжело плюхается в канал и распластывается крестом на воде лицом вниз.
«Витька! Щегол! — заорал я, — Стой! Погоди!» Я рванул изо всех сил, как тогда на «Треугольнике», и разбежавшись, прыгнул с лету в эту холодную весеннюю воду.
Беспомощно барахтаясь в склизкой жиже кусков грязного льда и скопившегося за зиму вонючего мусора, я уцепился за безногий обрубок человека, переворачивая его лицом вверх.
«Да отчепись же ты! Утопишь себя и меня, придурок. Вставай на ноги! Тут мелко, ты достанешь», — отфыркиваясь произнес Витька. Он сильными гребками подплыл к гранитной набережной, заполз на спуск и, улыбаясь своей широкой задорной улыбкой без льдинок в глазах, добавил:
— Дурак все же ты, щегол. Думал я топиться решил?
Я растерянно стоял по плечи в воде меня бил озноб. Потом он заржал.
— Ой, не могу! Ну и рожа у тебя! Называется — приплыли!
За ним смех стал душить и меня, как тогда, на крыше.
— Ладно, вылазь, яйца отморозишь. Мне потом перед Людкой отмазываться что ли? Согреться надо. Айда за водкой, щегол. Покупались — и будет.
Больше я его не видел, и так и не научился плавать.

P.S. Первый куплет, второй я не помню.
«Стою на остановке я в своей потертой тюбетейке,
И на автобус есть в кармане у меня копейки.
Приеду в свой кишлак,
Зарежу свой ишак,
И сделаю шашлык из него. ООО!»
Припев:
«Соли!
Насыпьте в шашлык мне соли!
Соли!
Насыпьте еще чуть-чуть!»
© народное творчество

(С) Урюк

     

radon

     

radon

Из-за угла вынырнули два комка старческой плоти – Мария Михайловна и Дарья Никитична. Вернее, комком была Мария Михайловна, а Дарья Никитична – высохшей спичкой. Платки бабушек перекосились от судорожного и торопливого скольжения по снежной кашке. За спинами старух осталось три двора. Давление резко подскочило у обеих – они пятнадцать минут бежали изо всех своих небольших сил.
Наконец, замерли, пытаясь побороть одышку. У Марии Михайловны, менее приспособленной к длительному кроссу, сердце выдало несколько экстрасистол и потеряло обычный ритм. Закололо под левой грудью. Нестерпимо, резко. При вдохе боль обострялась, заливая половину тела. Ослабшей рукой Мария Михайловна полезла в карман и счастливо вцепилась в облатку нитроглицерина.
- Ой, Даш, что-то сердце закололо. – прорвалась она сквозь одышку.
- Сейчас, Маш. Давай, на лавочку присядем. Отдышимся трошки.
Дарья Никитична дотащила подругу до обледенелой скамейки. Когда они устроились, подложив под себя пустые продуктовые сумки, Мария Михайловна тут же сунула под разросшийся на старости лет язык таблетку, шумно втянула в себя сопли, и с облегчением провела по носу рукавом линялого пальто. Широко и щедро, оставляя склизкий блеск.

Дарья Никитична, с опаской разжала варежку и, как бы не веря своим глазам, в очередной раз взглянула на находку. Пока они санным ходом ускользали с оживленной улицы, примыкавшей к рынку, Дарья Никитична не раз тайком от подруги кривила глаз на неожиданное счастье, найденное в подтаявшем снегу.
- Уф, вроде отпустило. – выдохнула посвежевшая Мария Михайловна и заворожено уставилась на поблекшую варежку Дарьи Никитичны.
Там покоилась новенькая сотенная купюра.
- Ох, и свезло! – воскликнула Мария Михайловна.
- Да, Маш… Свезло!
- А как ты думаешь, никто не заметил? Не отберут?
- Ой, Маш, не знаю. – Дарья Никитична опасливо зыркнула по сторонам и вздохнула. – Вроде, не заметил никто. Да и переулок-то близко был, мы быстро свинтили.
- Вот хорошо! Есть Бог на небе! Какая-никакая, а прибавка к пенсии. А то дождешься от них, от капиталистов поганых!
Дарью Никитичну как будто ущипнул кто-то. Она настороженно уставилась на подругу – та не заметила, поглощенная купюрой. Губы старухи задрожали как нерешительные предатели. Был брошен пробный камешек:
- Да, вот хорошо, вот повезло. Хоть лекарств куплю. А то верошпирон в зеленой аптеке опять подорожал! Не напасешься…
Мария Михайловна напряглась, позвоночник вытянулся стрункой, захрустев.
- Да, свезло, Даш! А я вот внуку конфет куплю. Так и мечтать не могла. А тут вот свезло…- вздохнула она и налитым кровавым глазом несмело ощупала соседку. - Помогает ведь Бог… А так хоть внучка побалую. Он-то ко мне, если подарка какого не куплю, и не зайдет ведь!
- Вот уж хорошо, напомнила ты мне, Маш, ты ж мне полтинник-то так и не отдала.
- Какой полтинник, Даш?
- Да вот ты когда внучку своему портфель хотела покупать, тебе не хватало. Я ж помогла тебе, Маш, три года уж прошло. Помнишь?
Мария Михайловна опять загремела соплями, залилась румянцем и сморщилась как моченое яблочко, будто бы вспоминая. Тем временем Дарья Никитична перешла в добивающую атаку.
- Да и верошпирон шестьдесят восемь пятьдесят три стоит…
- Отдала я тебе полтинник, что ты врешь?!
- Это как это ты мне отдала полтинник?
- Да, отдала, перед Яблочным Спасом в прошлом году! Тебе еще сын колбасы копченной привез… Помнишь? – Мария Михайловна подбоченилась как многоопытный и талантливый полководец.
Дарья Никитична вспыхнула негодованием и сжала варежку в кукиш.
- Что ты врешь, старая! Не отдавала! Ты мне еще тут наговоришь…
- Отдавала! И вообще, я первая сотку заметила! Она моя!
- Да ты ж в очках! Я б, если б в очках…

     

radon

- Ах ты, старая карга! А ну, отдавай мне сотку! Я её первая заметила!
Дарья Никитична вскочила с лавки и засунула купюру в карман пальто. Попыталась схватить свою сумку, но Мария Михайловна вцепилась в неё мертвой хваткой, крича:
- Ах ты, лярва! А ну, отдавай! Тебе подыхать давно пора! Верошпирону захотела!
- Смотри сама не заживись, карга! – надрывалась в ответ Дарья Никитична. – Да твой внук на упыря похож! Ванечка то! Ванечка сё! А он тебя старой блядью называл, я сама слышала! В прошлый четверг!
- Ёб твою дивизию! Я тебе язык вырву! Что, думаешь, я не помню, как ты в сорок первом с немецким офицером в сарае…
- А твой Вася – перебила Дарья Никитична. – Когда под Сталинградом подыхал, небось не знал, что тебя в это время вся деревня ебала!
- Ах ты, старая пизда! – вскричала Мария Михайловна, поднимаясь.
Дарья Никитична повернулась и заковыляла прочь, ускоряя шаг.
- Стой, блядина! – кричала ей вслед Мария Михайловна.
Тощая старуха все разгонялась, увязая в подтаявшем снеге. За спиной слышалась грозная одышка подруги. И тогда Дарья Никитична побежала, надеясь на легкость шага и полуистлевших костей.
Она торжествовала, тугой слух доносил весть о том, что Мария Михайловна отстает. Она обернулась и крикнула:
- Не догонишь! Года не те! – хотела рассмеяться, но в это время поскользнулась и грохнулась в лужу.
Пока Дарья Никитична вставала на нетвердые четвереньки, подоспела Мария Михайловна и ударила её валенком в мягкий отвисший живот. Захлебываясь стоном, Дарья Никитична повалились на спину: голова шла кругом, перед глазами замелькали мушки. Сверху навалилась всем весом Мария Михайловна и полезла в карман подруги. Вытянула сотку, и тут же взвыла, когда зубные протезы Дарьи Никитичны сомкнулись на её запястье. Купюра отлетела в сторону и застыла маняще на снегу.
Мария Михайловна свободной рукой ударила Дарью Никитичну по пергаментной скуле – та разжала хватку протезов.
Ни секунды не помедлив, Мария Михайловна изо всех сил сцепила пальцы на горле Дарьи Никитичны…
Коронарные артерии старого сердца не выдержали стресса и удушья, сжались в последнем, решающем спазме. Инфаркт миокарда. Дарья Никитична поняла, что умирает. В последних судорожных мыслях она нервно припоминала, все ли успела сделать: деньги на похороны, припрятанные в пододеяльнике (в шкафу, на третьей полке), десять лет назад заказан участок на кладбище, вот и гроб недавно ходила присматривать. А Мария Михайловна не ходила! И деньги на похороны не откладывала! И участка на кладбище у неё нет!
«Ах ты, лярва! Пережить меня захотела!» - пока последняя мысль пробиралась по агонизирующим нейронам, Дарья Никитична нащупала на земле ледышку и решающим отчаянным усилием вклинила её в висок Марии Михайловны.
В это время в мозге Марии Михайловны спастически пульсировала аневризма, набухшая от подскочившего давления. Удар ледышки решил все! Стенка сосуда расщепилась, и кровавый фонтан хлынул в беззащитный мозг, превращая его в багровую кашку.
Мария Михайловна повалилась на труп Дарьи Никитичны, стремительно отказывающая рука потянулась к сотке. Медленно, преодолевая тяжесть непослушного тела, она несла умирающую конечность к вожделенной бумажке. Все ближе и ближе. Ближе и ближе. Ближе… Ближе…
Купюра, нежно погладив почти бесчувственные кончики пальцев, отлетела под порывом влажного ветра подтаявшей зимы.
- Ёб твою… - прошептала Мария Михайловна немеющим языком.

© Глеб Каломиец

     

onno

radon нуууу, как-то грустно стало от прочитанного, лето на дворе, солнце, девушки в мини снизу и сверху)))), а вы про бабушек в лужах.)))) Можно заявочку на оптимизм сделать? ( без пошлости))))

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

Неа, нельзя.
По мере поступления....

     

onno

Понятно, на почте некому "ящики" разгружать. Буду искать другие источники.)))))

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

А оно Вам надо?

По старинному еврейскому обычаю - молодоженов после свадьбы, на первый год их семейной жизни, забирают к себе в дом родители невесты.
В украинских семьях такой молодой муж сразу получает звание и статус "прыймака" , а в еврейских и он и она - "наши дети". Дети так дети, живет себе такая молодая семья, дочь со своей матерью особо не ругаются - все как положено в приличном доме...
По прошествии некоторого времени теща обратилась к своему зятю с просьбой починить протекающую в дождь крышу , но получила отказ в наглой форме - "А оно мне надо?". Умная теща сделала вид, что не расслышала ответа и не стала настаивать на своем...А через месяц,попросив зятя отремонтировать падающий забор, снова получила аналогичный ответ - а потом еще раз, по поводу посадки картошки!
Сели двое престарелых родителей и, в целях укрепления молодой семьи, приняли и осуществили стратегический план - переоформить дом со всеми пристройками на зятя, c получением бумаги со всеми положеными печатями у местного нотариуса! На следующий день теща, предвкушая победу над вздорным родственничком, обратилась к нему с прежней темой о крыше - и вот как завершился этот семейный разговор:
- Так вот!- сказала теща.- Теперь это все твое,зятек - и дом,и огород, и забор. Вот документ,теперь не скажешь "а оно мне надо?"!
- Мое,говоришь,тещенька дорогая? Так и в документе написано?
- Твое, зятек родненький,твое!
- Так если все это мое - оно Вам надо?

Провидец

В купе едущего в направлении Киева поезда зашел нищий...Сидевшие там две женщины сразу закрыли платочками носы, мужчина в котелке прижал к себе дорожную сумку, а подвыпивший офицер равнодушно продолжал смотреть в окно. На правильном языке, странно звучащем из уст оборванца, пассажиры услышали:
- Люди, я не простой нищий, я - предсказатель судьбы!Если есть желающие послушать меня и узнать о своем будущем - плата не разорит любого из вас!
Не обращая внимания на остальных попутчиков,офицер прямо спросил:
- Ну,скажи, человече - что меня ждет?
- Полковник,Вы едете в Киев разводиться с женой! - мгновенно отрапотовал провидец.
Офицер, странно блеснув глазами, выдал нищему несколько медяков и плюхнулся на свое место. Нищий вышел из купе, а пораженные увиденным пассажиры набросились с вопросами на полковника:
- Неужто он Вам правду сказал,господин офицер?Не хотите ли пояснить, мужчина?
Полковник невесело улыбнулся, поправил портупею и ответил:
- Да как вам сказать,господа...Что я еду в Киев - не нужно быть провидцем. Только-что мы проехали Боярку, а больше станций до Киева нет!
- Ну, а жена? Насчет жены - неужели верно угадал пройдоха?- не успокаивались попутчики...
- И насчет жены тоже, чушь полная - но я ему заплатил за идею!
БУКИ - ТАШКЕНТ - ХАЙФА

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

Я умер 9 лет назад…

Я умер почти 9 лет назад. Но я пишу вам не для того, чтобы рассказать, как мне тут живётся. Я пишу, чтоб рассказать вам свою историю. Историю моей большой любви. И ещё хочу сказать, что любовь не умирает. Даже на том свете. Даже если её пытаются убить, даже если этого захотите вы. Любовь не умирает. Никогда…

Мы познакомились 31 декабря. Я собирался встречать Новый год со своей женой у своих старых друзей. Моя жизнь до её появления была настолько никчёмной и ненужной, что очень часто я спрашивал себя: «Для чего я живу?». Работа? Да, мне нравилось то, чем я занимался. Семья? Я очень хотел иметь детей, но у меня их не было. Теперь я понимаю, что смысл моей жизни был - в ожидании этой встречи. Я не хочу описывать её. Вернее, я просто не смогу описать её, чтоб вы действительно поняли, какая она. Потому, что каждая буква, каждая строчка моего письма пропитана любовью к ней и за каждую ресничку, упавшую с её печальных глаз, за каждую слезинку я готов был отдать всё. Итак, это было 31 декабря. Я сразу понял, что пропал. Если бы она пришла одна, я бы не постеснялся своей третьей супруги подошёл бы к ней в первую минуту нашей встречи. Но она была не одна. Рядом с ней был мой лучший друг. Знакомы они были всего пару недель, но из его уст я слышал о ней очень много интересного. И вот, теперь, я увидел её. Когда пробили куранты, и были произнесены тосты, я подошёл к окну. От моего дыхания окно запотело, и я написал: «ЛЮБЛЮ». Отошёл подальше, и надпись на глазах исчезла. Потом опять было застолье, тосты. К окну я вернулся через час. Я подышал на него и увидел надпись: «ТВОЯ». У меня подкосились ноги, на несколько секунд остановилось дыхание…Любовь приходит только раз. И это человек понимает сразу. Всё, что было в моей жизни до этого дня - была мишура, сон бред. Очень много слов есть этому явлению. Но жизнь моя началась именно в тот новогодний вечер, потому что я понял, я увидел в её глазах, что этот день - тоже первый в её жизни. Второго января, мы переехали в гостиницу, и планировали купить свой маленький уголок. У нас вошло в привычку писать друг другу на окнах записки. Я писал ей: «Ты - мой сон». Она отвечала: «Только не просыпайся!».

Самые сокровенные желания мы оставляли на окнах в гостинице, в машине, у друзей дома. Мы были вместе ровно два месяца. Потом меня не стало. Сейчас я прихожу к ней только когда она спит. Я сажусь к ней на кровать, я вдыхаю её запах. Я не могу плакать. Я не умею. Но я чувствую боль. Не физическую, а душевную. Все эти восемь лет она встречает Новый год одна. Она садится у окна, наливает в бокал шампанского и плачет. Ещё я знаю, что она продолжает писать мне записки на окнах. Каждый день. Но я не могу их прочитать, потому что от моего дыхания окно не запотеет. Прошлый Новый год был необычным. Не хочу рассказывать вам секреты потусторонней жизни, но я заслужил одно желание. Я мечтал прочитать её последнюю надпись на стекле. И когда она заснула, я долго сидел у её кровати, я гладил её волосы, я целовал её руки.… А потом подошёл к окну. Я знал, что у меня получится, я знал, что смогу увидеть её послание - и я увидел. Она оставила для меня одно слово «ОТПУСТИ».

Этот Новый год будет последний, который она проведёт в одиночестве. Я получил разрешение на своё последнее желание, в обмен на то, что я больше никогда не смогу к ней прийти и больше никогда не увижу её. В этот новогодний вечер, когда часы пробьют полночь, когда вокруг все будут веселиться и поздравлять друг друга, когда вся Вселенная замрёт в ожидании первого дыхания, первой секунды Нового года, она нальёт себе в бокал шампанского, пойдёт к окну и увидит надпись «ОТПУСКАЮ».

     

onno

Рассказ трогательный, но вот этому я не верю:
" Всё, что было в моей жизни до этого дня - была мишура, сон бред "
Поэтому свой рассказ закончу фразой :
"Я знаю и верю - завтра я снова увижу море!"

Ожидание моря…

В детстве я ездил на море. Маме брала отпуск и мы всей семьей ехали на юг.
Самым радостным для меня было ожидание моря. Проехав день на поезде, я начинал чаще смотреть в окно. Мне казалось, что на горизонте небо становилось все более синим и уже, если сильно приглядеться, можно увидеть край синей полосы.
В течение дня ожидание становилось все томительнее, а желание увидеть синюю полоску воды - острее.
Помню, мы въезжали в тоннель и, выезжая из него, я видел море! Конечно, до тоннеля и после него мы еще много ехали, но для моей памяти это не имело значения. Восторженные ощущения от въезда в тоннель, в темноту и выезда на скалистый, обрывистый берег моря - это для меня стало единым целым - остальные воспоминания стерлись из-за блеска этих моментов.
Это ожидание стало основой моей жизни. Ожидания радости и счастливых моментов. Я помню их все. Все моменты, которые дарили мне радость, подобные чувству ожидания моря.
Но с возрастом моментов становиться все меньше, а разочарований все больше. Но лишь благодаря желанию "ждать моря" я живу. Я живу "ожиданием моря".
Я знаю и верю - завтра я снова увижу море!

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

- До метро «Ботанический сад».
- Сколько?
- Сто
- Садись.
«Ты уж извини, так получилось. Я очень хотела приехать пораньше, сто раз уже собиралась, и в последний момент вдруг что-то, блин, шло наперекосяк. Ты ж меня знаешь, у меня ж постоянно всё через жопу. То на работу срочно дёрнут, то погода испортится. А ты ж помнишь, что для меня погода – это важно. Помнишь, мы с тобой даже на свадьбу к Антону не пошли, потому что я сказала, что в такую погоду женятся только дураки и лузеры, а приходят на такую свадьбу только бабки-родственницы. Им похуй, лишь бы салатов пожрать. Ты ещё обиделся тогда, сказал, что Антон твой друг, и что ты всё равно туда пойдёшь. Даже если без меня. И что тебе тоже похуй на погоду, ты не жених и не невеста. Я тогда фыркнула, спиной к тебе повернулась, и ничего не ответила. Только чувствовала: всё будет по-моему. Как всегда.
Ну и никуда ты не пошёл, само собой. Ты слишком меня любил, и слишком во всём потакал. А зря. Мне б тогда это понять…»
- Где высадить?
- Вот тут, у метро. Спасибо.
«Ботанический сад. Вон, ВДНХ отсюда видно. Колесо обозрения. Ужасно боюсь высоты, и ты всегда это знал. Какого хрена, спрашивается, ты потащил меня на это колесо? А один там покататься не мог? Я ж предупреждала, я ж просила… Ну, и чего ты добился? Истерика на два часа, поллитра коньяка, и моя пьяная тушка в прихожей. Кстати, я теперь стресс алкоголем больше не снимаю. Я его переживаю – и всё. Нет, колесо тут не причём, это я так, к слову…»
- Осторожно, двери закрываются, следующая станция «ВДНХ»
«Ну вот, тронулись. Через час-полтора буду у тебя. О чём я говорила? А, стресс. Знаешь, после той ночи я поняла что такое стресс. Слово-то какое мудовое, блин. Стресс. Нет, это не стресс. Стресс – это когда ты пашешь три месяца на дядю, залез в долги по колено, потому что зарплату обещают выплатить «вот-вот, не сегодня-завтра», ты уже должен всем и каждому, друзья звонят только ради того, чтоб узнать когда ты им бабло вернёшь, и вот приходишь ты к дяде за своей зарплатой, а тебе дают три тысячи рублей, и с улыбкой показывают твой трудовой договор. Где чёрным по белому написано, что ты согласен тут канаёбиться по двенадцать часов в день, без выходных, за тыщу рублей в месяц. И ниже – твоя подпись.

     

radon

Вот это да, стресс. Стрессявый такой. Башка тут же становится как у гидроцефала. Прям на глазах раздувается. Потому что ты очень быстро понимаешь, что ты в жопе, и с этим срочно нужно что-то делать. И вот ты приходишь домой, достаёшь из холодильника бутылку водки, и это единственное, что у тебя там лежит, наливаешь в кружку воды из-под крана, и начинаешь поочерёдно прикладываться то к бутылке, то к кружке…
А потом тебя мучительно тошнит, и хочется плакать. И плачешь ведь. Плачешь, плачешь… И засыпаешь в одежде, на кухонном диване. А утром встаёшь, и идёшь искать новую работу. А так же звонить друзьям, и просить их подождать ещё месяц.
Всё решаемо, видишь? Вот только той ночью уже ничего нельзя было изменить. Ничего. Пей-не пей, плачь-не плачь. Хотя, в общём-то и плакать не хотелось. И пить не хотелось.
И дышать, и жить…»
- Станция метро «Тёплый стан». Следующая станция – «Ясенево».
«Упс. Чуть не проехала. Но успела, успела. Паршивый район, кстати. Занесло тебя, родного, в Большие Пердя. На хромых собаках быстрее доедешь. Кстати, вот тебе ещё одна причина, почему я сюда приезжаю раз в сто лет. Расстояние. На метро - два с половиной часа. На машине почему-то три. А если ещё и погода плохая… Ты ж меня не первый год знаешь, ты поймёшь. Я и сегодня ехать не хотела, если честно. Вчера сижу себе такая, и думаю: вот если завтра будет хорошая погода – съезжу. Если нет – то в другой раз. И где-то там, в глубине души, сильно-сильно надеюсь, что завтра будет дождь… И фигу. Нет дождя. Ну, думаю, это знак. Надо ехать. Никому звонить не стала. Антона не позвала. Алексу не позвонила. Да они и сами-то уж полгода мне не звонят. Глупо же я выглядела бы, если б позвонила им, а мне ответили: «Знаешь, вот как раз завтра я очень занят. И послезавтра тоже. А послепослезавтра я в командировку уезжаю. На месяц. А потом, конечно, обязательно тебе позвоню» И ведь понятно сразу, что времени у них нет. И желания. Зачем навязываться? И, с другой стороны, зачем нам с тобой свидетели? Поговорим с глазу на глаз. Мне есть что тебе сказать. И лишние уши тут не нужны»
- Девушка, такси?
- Возможно. До Ракиток сколько?
- Пятьсот.
- За пятьсот я прям отсюда щас в тундру уеду. На лимузине. Триста.
- Вай, девушка… Ну, что такое триста, а?
- Триста – это три вот таких бумажки. Или вообще ничего. Не борзей. Я частника за сто пятьдесят щас поймаю.
- Такая красивая девушка, и такая жадная… Муж, наверное, мало зарабатывает?
- Так. До свидания.
- Вай, ты куда? Садись, говорю! За триста поеду. Красивая же.

     

radon

«Красивая… Все у них красивые, если деньги платят. Знаешь, что вспомнила? Девяносто четвёртый год, и вьетнамское общежитие на Огородном проезде. Вьетнамцы там и жили, и торговали. Сколько мне тогда было? Четырнадцать? Пятнадцать? Помню, юбку у них там покупала. Модную. «Резинка» называлась. Почему-то купила сиреневую, хотя нужна была чёрная. А всё потому, что я сиреневую эту напялила, так, для смеха, а мне беременная вьетнамка улыбается, и говорит: «Карашо, карашо! Красиво! Модно! Бери» Ну, я и взяла… Потом уж поняла, что «красиво», «карашо» и «бери» - это единственные русские слова, которые они, гады такие, выучили. А я-то поверила. Да ещё и беременной… А теперь уже не верю. Никому не верю.
И тебе тоже. Ты же мне обещал, что всё будет хорошо. Что у нас всё всерьёз и надолго. Что у нас всё впереди.
А впереди у меня эти ебучие Ракитки…»
- Где остановить?
- Вот тут, возле ворот. Не заезжай, чтоб не разворачиваться, я сама дорогу перейду.
- Осторожнее, да? По переходу иди. А то место тут плохое, вечно кого-то сбивают. Ты красивая. Задавит машина, муж плакать будет.
- Уже не будет. Спасибо.
«Ну вот. Доехала. Вот и ворота уже рядом. Потом прямо и налево. И снова прямо. Это хорошо, что погода хорошая.
«Хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это знаю…»
Не будет хорошо. Опять мне врут…
Чёрт. Нервничаю почему-то. Как в первый раз. Хотя, я тоже сейчас вру. В первый раз я совсем не нервничала. Я вообще не помню тот, самый первый, раз. Так, урывками. Я, ты, Алекс рядом… Грязно было, и очень холодно… Помнишь? После той ночи мне уже всё равно было. Я до последнего тебя ждала. До последннй секунды. Даже когда телефон зазвонил под утро, тревожно так, паскудно даже как-то… И я точно знала, что не надо брать трубку. А всё равно взяла.
И это был не стресс. Я не знаю, что это было, не знаю. Стресс – это когда… В общем, я тебе уже рассказывала. А в тот раз это было что-то другое…
Вот теперь налево, и ещё чуть-чуть вперёд.
Почти рядом. Я и сама уже чувствую – ты где-то рядом. «Ты здесь. Чувствую я тебя, радуясь и любя…» Кто это пел? Не помню. Вроде, баба какая-то. Нет, не в тему песня. Не радуюсь. Но чувствую.
Ты говорил мне, что никогда меня не оставишь. Говорил, что всегда будешь рядом, и уверял, что на тебя можно положится…
Ты мне врал.
Ты мне врал?
Я осталась без поддержки в самый неожиданный момент. Это как прыгнуть со сцены в зал, набитый людьми, с уверенностью, что тебя сейчас подхватят сотни рук, а они расступаются, и ты падаешь на землю. Тебе больно. И ещё – очень обидно. И непонятно: почему? Ты им доверял, а они тебя… Предали, наверное. Или это слово тут не подходит? А ты меня предал? Или нет?
Я должна это знать. И ты мне сейчас ответишь»

     

radon

- Ну, здравствуй, мой хороший. Я приехала. Ты не обижайся, что меня так долго не было… У меня сейчас новая жизнь, и всё хорошо. Правда. Я каждый день думаю о тебе, о том, как ты тут… А теперь вижу – у тебя тоже всё хорошо. Ты совсем не изменился за эти годы. Ни капельки. Всё такой же красивый и молодой… Что? Я тоже не постарела? Ну, стараемся, стараемся… Посмотришь на меня лет через десять. Конечно, приеду. И через десять, и через двадцать. Если не умру раньше. Ну, не хмурься, я пошутила. Вот не станет меня – кто к тебе ездить будет? Антон? Алекс? Так что молись там за меня, ладно? Тебе всё-таки поближе будет… Ну, теперь ты рассказывай, я никуда не тороплюсь. Рассказывай, рассказывай…

На лице застыла кривая, неправдоподобная улыбка

С гранитного памятника улыбались гораздо искреннее.

Я врала.

А он – нет.


© Мама Стифлера

     

onno

Ну что же это мы всё поминки справляем? Хороший рассказ есть у Маркеса на эту тему «За спиной любви стоит смерть» Наши цензоры, хорошо что спят и не отправляют тебя в «баню» за мелкое хулиганство)))

Волна и Утёс

Жила-была Волна. Она любила резвиться на ветру. Любила ласкать камни на берегу.
Однажды она забрела в незнакомую бухту. Там был Утёс. Он стоял посреди бухты. Волна подружилась с Утёсом. Они могли часами разговаривать. Они всё время проводили вместе.
Однажды Волна поняла, что полюбила Утёс. Ему тоже нравилась весёлая и беззаботная Волна. Но он сказал Ей:
— Нет, меня нельзя любить. Я — Камень. Я — Утёс. Я сам не умею любить. Ты об меня разобьёшься.
Но Волна не собиралась отступать. Она попыталась обнять Утёс, и разлетелась тысячей золотых брызг. Но Волна собралась снова. Она заставила себя просто общаться с Утёсом. Она заботливо снимала ракушки, облепляющие его основание. Но Утёс сказал:
— Я — сильный. Я — камень. Мне не нужна твоя забота.
И снова волна рванулась к Нему. И вновь на ветру заблестели брызги…
Шли годы. Волна всё ещё любила Утёс. Он делал вид, что не замечает этого. Всё также пыталась она приблизиться к нему — и всё так же разбивалась.
А однажды утром Волна исчезла. Утёс проснулся и не увидел её рядом. Но он заставил себя не думать о ней. Дни сменяли друг друга, а её всё не было.
Прошло несколько лет, и она вернулась. Она очень изменилась. Теперь Волна знала о жизни гораздо больше. Она больше не была так легкомысленна и беззаботна. Вот только она по-прежнему любила Утёс. А он… он сделал вид, что ему всё равно, что она вернулась. Ведь он — камень. Как он может позволить себе слабость к Волне?
Прошло ещё немало лет. Волна по-прежнему общалась с Утёсом, вот только не было больше задушевных разговоров и долгих ночных бдений. Утёс старел. Вода подтачивала его. А Волна путешествовала, узнавала новые страны и города, новых людей. И как-то, возвращаясь домой, она поняла, что больше не думает об Утёсе. Утёс тоже это понял. И он также понял, что не сможет жить без неё: без её рассказов о городах и чужих берегах, без её щебета обо всём подряд. И он сказал ей:
—Да, я — камень. Да, я — Утёс. Но я не могу без тебя.
И он рухнул в Волну. А Волна... Она просто поцеловала его на прощание.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

radon

Сорри. Так попалось. Не запостить не мог - красивые буквы.

     

onno

Независимо от пола
Жили-были на свете бабы. Некоторые их ещё женщинами называют ошибочно. А рядом с бабами, ну, в смысле, рядом с ошибочными этими женщинами, жили вразброс поэты, мужья и любовники. И ещё несколько нормальных мужчин жили с ними рядом. Но эти - на некотором расстоянии или, может быть, удалении. И до них было, конечно, рукой подать, но не дотянуться хоть разорвись. Нет, это, конечно, преувеличение и в высшей степени гипербола. Дотянуться было можно, но с трудом. А труда же у нас никто не любит - ни мужчины, ни женщины. Поэтому до них никто и не дотягивался, и они жили сами по себе, автономно. Как все нормальные люди живут, независимо от пола.

И бабам на свете жилось трудно и беспросветно. Из-за мужей, любовников и поэтов. Потому что куда ни плюнь - если попадёшь в мужчину - так он обязательно или муж твой, или любовник, или - прости Господи - поэт. Который тоже в мужья и в любовники проникнуть норовит. Сволочь. Одни страдания принося всем в радиусе километра три, а то и более. Плюс безденежье беспросветное и безнадежное, плюс алкоголизм хронический, плюс сопли и неврастения.

Поэтому собрались бабы-женщины на женсовет и постановили мужей и любовников коренным образом извести путём отлучения от супружеских и им подобных обязанностей. Начав, само собой разумеется, с поэтов, а любовниками - кончив. А нормальных - тех нескольких - покуда постановили поберечь, оставив их для развода и последующего продолжения рода человеческого.

Ну, и к чему это привело? А к тому, к чему и должно было привести и не привести просто-напросто никак не могло. Мужья и любовники - бывшие женские - сами размножаться стали пробовать, своими силами и средствами, и долг свой супружеский исполнять стали без баб-с.

Правда, пока у них не всё получается. Имеется в виду не процесс - с процессом как-то, применив смекалку, совладали, - а результат. И дети, чтоб им было пусто, не рождаются у мужей и любовников даже в законном браке с соблюдением обряда венчания. Наверно, у них в организме что-то не так, у мужей и любовников. Может, дефект какой от природы заложен - ну, там, недостаёт чего-либо в организме, а может, всего достаёт, но не работает оно функционально, атрофировалось за ненадобностью, пока заодно с женщинами мужья и любовники мирно сосуществовали.

Нормальных же мужчин, тех, нескольких, на всех баб ну никак не хватает, и за ними в очередь стоят годами по предварительной записи, и достояться не все успевают. Абсолютное большинство не успевает, если честно. Потому что смерть их раньше приходит, чем эта очередь беспрецедентная.

А учёные бьются-бьются - понять не могут, почему население падает и уменьшается, демографически стремясь к нулю.
Потому и уменьшается. Александр Хургин

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Шорох снега коснулся холодного окна. Огромный пустой дом заскрипел под порывом ветра.
- Что? - спросил я.
- Я ничего не говорил. - Чарли Симмонс, сидевший передо мной возле камина, встряхивал жареную кукурузу в большой металлической миске. - Ни слова.
- Черт возьми, Чарли, я же слышал...
Замерев, я смотрел, как снег засыпал улицы и далекие поля. Самая подходящая ночь для привидений, чтобы подкрадываться к окнам и заглядывать внутрь.
- Тебе померещилось, - сказал Чарли.
Неужели, подумал я. Есть ли голоса у природы? Существует ли язык ночи, времени и снега? Что происходит, что связывает мрак снаружи и мою душу здесь?
И снег ли шуршал на улице, или это прошлое, накопленное за долгие времена, и желания и отчаяния переговариваются на своем языке?
- Боже мой, Чарли, могу поклясться, что только что слышал, как ты сказал...
- Что сказал?
- Ты сказал: "загадай желание".
- Я так сказал?
Его смех не заставил меня обернуться; я продолжал смотреть на падающий снег, и я сказал то, что должен был произнести...
- Ты сказал: "Это особенная, прекрасная, странная ночь. Так загадай лучшее, самое дорогое и странное желание, идущее от самого сердца. И оно исполнится." Вот что я слышал, а ты сказал.
- Нет. - Я увидел, как его отражение в зеркале покачало головой, - Но, Том, ты уже полчаса стоишь, загипнотизированный снегопадом. Огонь гудит в камине. Желания не сбываются, Том. Но... - тут он замолк, но с удивлением добавил, - черт возьми, ты ведь слышал что-то? Ладно. Выпей.
В миске над огнем продолжала потрескивать кукуруза. Он налил мне вина, к которому я не притронулся. Снег продолжал равномерно падать за темным окном, невесомый, как дыхание.
- Почему? - спросил я. - Почему такое желание возникло в моей голове? Если не ты сказал эти слова, то кто?
И в самом деле, подумал я, кто мы такие? Двое писателей, поздно вечером, одни, мой друг, приглашенный на ночь, два старых приятеля, привыкшие много разговаривать и болтать о духах, испробовавшие интереса ради весь этот хлам вроде вертящихся столиков и телепатии, связанные многолетней дружбой, но всегда полные насмешек, шуток и ленивого дурачества.
Но то, что сегодня вечером происходит за окном, подумал я, прекращает наши шутки, гасит улыбки. Снег - ты только посмотри! - хоронит наш смех...
- Почему? - спросил за моей спиной Чарли, потягивая вино и глядя на красно-зелено-голубое пламя, а теперь устремив взгляд на мой затылок. - Почему желание именно в такую ночь? Ведь это рождественская ночь, верно? Через пять минут родится Христос. Он и зима будут властвовать всю неделю. Эта неделя, эта ночь утверждают, что Земля не погибнет. Зима дошла до вершины своей власти, и теперь мир движется к свету и весне. Это что-то особенное. Это невероятно.
- Да, - пробормотал я и подумал о тех древних временах, когда сердца пещерных людей умирали вместе с приходом осени и уходом солнца, и они плакали, пока мир замирал в белом оцепенении, а потом в одно прекрасное утро солнце вставало раньше, и мир был спасен снова, еще ненадолго. - Да.
- Итак, - Чарли прочел мои мысли и отпил немного вина. - Христос был обещанием весны, не так ли? В середине самой длинной ночи года содрогалось Время, а Земля вздрагивала и рождала миф. И что провозгласил этот миф? С Новым годом! Боже мой, ведь первое января - не первый день нового года. Это день рождения Христа. Его дыхание касается

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

наших ноздрей, обещает весну, с первой же секунды после полуночи. Вдохни поглубже, Томас!
- Заткнись!
- Почему? Ты снова слышишь голоса? Да!
Я повернулся к окну. Через шестьдесят секунд наступит утро Его рождения. Какое еще время, пронеслась у меня безумная мысль, может лучше подойти для того, чтобы загадать желание?
- Том... - Чарли тронул мой локоть. Но я уже от всего отключился. Неужели это время особое, - подумал я. Неужели святые духи проносятся в такие снежные ночи, чтобы одаривать нас в эти странные минуты? Если я тайно загадаю желание, то вдруг эта ночь, странные сны, старые метели исполнят его?
Я закрыл глаза. Мое горло сжал спазм.
- Не надо, - сказал Чарли.
Но оно уже трепетало на моих губах. Я не мог больше ждать. Сейчас, сейчас, подумал я, странная звезда горит над Вифлеемом.
- Том, - выдохнул Чарли, - ради всего святого!
Да, подумал я, ради всего святого, и произнес:
- Мое желание в том, чтобы сегодня ночью, на один час...
- Нет! - Чарли ударил меня, чтобы я замолчал.
- ...пожалуйста, пусть мой отец будет жив.
Стенные часы пробили двенадцать раз.
- О, Томас, - простонал Чарли. Его рука упала с моего плеча. - О, Том.
Снежный заряд ударил в окно, проскрежетал и умчался. Входная дверь распахнулась настежь. На нас хлынул поток снега.
- Какое печальное желание. И... сейчас оно исполнится.
- Исполнится? - Я резко обернулся и уставился на открытую дверь, зияющую, как могила.
- Не ходи, Том, - сказал Чарли.
Хлопнула дверь. Я уже бежал по улице; боже мой, как я бежал!
- Том, вернись! - Голос заглох за моей спиной в крутящейся метели. - Не надо!

Но в эту первую минуту после полуночи я уже бежал, ничего не соображая, задыхаясь, приказывая сердцу биться, крови мчаться, ногам бежать и бежать, и я думал: "ОН! ОН! Я знаю, где он! Если желание сбылось! Я знаю, где он!"
И во всем засыпанном снегом городе начали бить, бить и звенеть рождественские колокола. Они окружали меня и мчались за мной, пока я что-то выкрикивал, спотыкался в снегу и лелеял свое безумное желание.
Дурак, думал я. Он же мертв! Вернись!
Но что, если он будет жив, один лишь час этой ночью, и я не приду, чтобы отыскать его?
Я был уже за городом, без пальто и шляпы, но разгоряченный бегом; соленая маска замерзала на моем лице и хлопьями отлетала прочь при каждом прыжке по середине пустой дороги, по которой я бежал под веселые переливающиеся звуки колоколов.
Порыв ветра остановил меня за углом, где меня ждала темная стена.
Кладбище.
Я стоял возле массивных железных ворот, глядя сквозь них невидящими глазами.
Кладбище напоминало руины древнего форта, взорванного столетия назад, с монументами, глубоко похороненными под снегом нового ледникового периода.
Внезапно я осознал, что чудеса невозможны.
Неожиданно ночь превратилась лишь в вино, разговоры и глупое упрямство, и в мой бег без причины, если не считать моей веры, глубокой веры в то, что что-то случилось здесь, в этом снежно-мертвом мире...
И я был настолько переполнен зрелищем нетронутых могил и снега, на котором не было ни единого отпечатка ноги, что с радостью утонул бы в нем и умер сам. Я не мог

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

вернуться в город и увидеть Чарли. Мне стало казаться, что все это какая-то злая шутка или же результат его дикой способности угадывать чужие сокровенные желания и играть ими. Неужели он шептал у меня за спиной, давал обещания, подталкивал меня на это? Боже!
Я прикоснулся к воротам.
Что было здесь? Лишь плоский камень с именем и надписью "Родился в 1888, умер в 1957", надписью, которую было трудно разыскать даже в летний день, потому что она заросла густой травой и присыпана опавшими листьями.
Я отнял руку от железной калитки и повернулся. И в это же мгновение судорожно вздохнул. Из горла вырвался крик.
Потому что я почувствовал что-то за оградой, возле будки привратника.
Почудилось ли мне там слабое дыхание? Сдавленный крик?
Или дувший оттуда ветер был чуть теплее?
Я судорожно ухватился за калитку и уставился в темноту перед собой.
Да, вон там! Очень слабый след, словно села птица и пробежала между врытыми в землю камнями. Еще миг, и я потерял бы его навсегда!
Я завопил, побежал, подпрыгнул.
Никогда за всю свою жизнь я не прыгал так высоко. Я перемахнул через ограду и упал на другой стороне с криком, вырвавшимся изо рта. Помчался к будке привратника.
Там в тени, спрятавшись от ветра и прислонившись к стене, стоял человек с закрытыми глазами и сцепленными на груди руками.
Я посмотрел на него дикими глазами. Рванулся вперед, чтобы рассмотреть.
Я не знал этого человека.
Он был стар. Очень, очень стар.
Должно быть, от отчаяния, я застонал.
Потому что старик поднял дрожащие веки.
И его глаза, смотрящие на меня, заставили меня крикнуть:
- Отец!
Я потащил его туда, куда падал слабый свет фонаря и ложился полуночный снег.
А голос Чарли, далеко в заснеженном городе, все умолял: "Нет, не надо, уходи, беги. Это сон, кошмар. Остановись".
Стоявший передо мной человек не знал меня.
Как птицы, застигнутые порывом ветра, его странные, но знакомые глаза метались по мне. "Кто это?" - читалось в них.
Затем изо рта его вырвался ответ:
- ...ом! ...ом!
Он не мог выговорить "т".
Но он произнес мое имя.
Словно человек, стоящий на краю обрыва в страхе, что земля может снова обрушиться и поглотить его, он вздрогнул и ухватился за меня.
- ...ом!
Я крепко сжал его. Он не упадет.
Сцепившись в объятиях и неспособные сделать ни шагу, мы стояли и медленно раскачивались, двое, ставшие одним, среди бушующей метели.
"Том, о, Том" - снова и снова со стоном произносил он.
Отец, дорогой, думал я, и произносил вслух.
Старик напрягся, потому что за моим плечом он, должно быть, впервые как следует разглядел могилы, безмолвные поля смерти. Он резко вдохнул, словно крикнув: "Где мы?"
И хотя лицо его было очень старо, в момент, когда он понял и вспомнил, его глаза, щеки, рот дрогнули и стали еще старше, говоря "Нет".
Он повернулся ко сне, словно ожидая ответа, какой-то охраны его прав, защитника, который мог бы сказать "нет" вместе с ним. Но в моих глазах была холодная правда.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Теперь мы оба посмотрели на неясную дорожку следов, петлявшую среди могил от того места, где он был похоронен много лет назад.
Нет, нет, нет, нет, нет!
Слова вылетали из его рта.
Но он не мог произнести "н".
И получилось извержение: "...ет ...ет ...ет ...ет!"
Отчаянный, надломленный крик.
И затем еще один вопрос отразился на его лице.
- Я знал это место. Но почему я здесь?
Он сжал меня руками. Посмотрел на свою впалую грудь.
Бог наградил нас жестокими дарами. Самый жестокий из них - память.
Он вспомнил.
И начал расслабляться. Вспомнил, как трепетало его тело, замерло его сердце, захлопнулась дверь в вечную ночь.
Он стоял в моих руках очень прямо. В его глазах отражались мелькавшие в голове мысли. Должно быть, он задал себе самый страшный вопрос:
- Кто сделал это со мной?
Он поднял глаза. Его взгляд уперся в меня.
- Ты? - спрашивал он.
Да, подумал я. Я захотел, чтобы ты был жив сегодня ночью.
"Ты!" - закричали его лицо и тело.
И затем, вполголоса, последний вопрос.
- Зачем?
Теперь настала моя очередь замереть в раздумьи.
В самом деле, зачем я это сделал?
Как только могло прийти в мою голову желание этой ужасной, душераздирающей встречи?
Что следовало бы мне сейчас сделать для этого человека, незнакомца, этого старого, потрясенного, напуганного ребенка? Зачем я обнадежил его лишь для того, чтобы послать его обратно в землю, в могилу, к беспробудным снам?
Приходила ли мне в голову мысль о последствиях? Нет. Голый порыв вырвал меня из дома и забросил на это поле мертвецов как камень на поляну. Зачем? Зачем?
Мой отец, этот старик, стоял теперь, дрожа, в снегу, и ждал моего безжалостного ответа.
Снова став ребенком, я не мог выдавить из себя ни слова. Часть меня знала ту правду, которую я не мог сказать. Неразговорчивый с ним при жизни, я стал еще более нем рядом с этой проснувшейся смертью.
Правда металась в моей голове, кричала каждой частицей моей души и тела, но не могла прорваться к языку и сорваться с него. Мои крики застыли внутри меня.
Время шло. Этот час скоро пройдет. Я теряю возможность сказать то, что должно быть сказано, что следовало сказать тогда, когда он был теплый и ходил по земле много лет назад.
Где-то на другом конце страны колокола пробили половину первого этого рождественского утра. Снег падал хлопьями на мое лицо вместе со временем и холодом, холодом и временем.
"Зачем?" - спрашивали глаза моего отца, - "зачем ты привел меня сюда? "
- Я... - и тут я остановился.
Потому что его рука сжала мою. Его лицо нашло свою собственную причину.
Это был и его шанс, его последний час, чтобы сказать то, что он хотел сказать мне, когда мне было двадцать или четырнадцать, или двадцать шесть. Неважно, если я онемел. Здесь, среди падающего снега, он мог найти покой и уйти своим путем.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Его рот приоткрылся. Ему было трудно, мучительно трудно произнести старые слова. Лишь дух его внутри истлевшей плоти мог агонизировать и задыхаться. Он прошептал три слова, которые тут же унес ветер.
- Что? - выдавил я.
Он крепко ухватился за меня и попытался удержать свои глаза открытыми. ему хотелось спать, но сначала его рот открылся и прошептал снова и снова:
- ...я... лю... яяяя!
Он замолк, задрожал, напрягся и попытался крикнуть снова:
- ...я... блю... тебя!
- Отец! - крикнул я. - Дай мне сказать это за тебя!
Он замер и стал ждать.
- Ты пытался сказать "я... люблю... тебя?"
- Д-а-а-а! - крикнул он. И, наконец, у него очень ясно вырвалось: - Да! Да!
- Папа, - сказал я, обезумев от счастья, боли и утраты. - Папа, милый, я люблю тебя.
Мы обнялись. И стояли.
Я плакал.
И увидел, как из какого-то невозможного колодца внутри его ужасной плоти выдавилось несколько слезинок, и, задрожав, заблестели на его веках.
Так был задан последний вопрос и получен последний ответ.
Зачем ты привел меня сюда?
Зачем это желание, этот дар, эта снежная ночь?
Потому что нам надо было сказать, прежде чем двери будут захлопнуты и навсегда закрыты на замок, то, что мы никак не могли сказать за всю жизнь.
И теперь это было сказано, и мы стояли, держась друг за друга, в этой глуши, отец и сын, сын и отец, части одного целого, внезапно перемешанные радостью.
Слеза замерзли на моих щеках.
Мы долго стояли на холодном ветру, заметаемые снегом, пока не услышали, как пробило двенадцать сорок пять, а мы все стояли в снежной ночи, не сказав больше ни слова - не нужно было больше ничего говорить - пока, в конце концов, наш час не кончился.
И над все белым миром пробившие в это рождественское утро колокола прозвучали в час как сигнал о том, что дар кончился и ускользнул из наших онемевших рук.
Отец обнял меня.
Замер одинокий удар колокола.
Я почувствовал, что отец шагнул назад, на этот раз легко.
Его пальцы коснулись моей щеки.
Я услышал, как он ушел.
Звук его шагов замер вместе с криком внутри меня.
Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он идет, уже метрах в ста от меня. Он повернулся и махнул рукой.
Завеса снега скрыла его.
Как смело, подумал я, идешь ты сейчас туда, старина, и без колебаний.
Я зашагал в город.
Я выпил с Чарли, сидя у огня. Он посмотрел на мое лицо и поднял молчаливый тост за то, что прочел на нем.
Наверху меня ждала постель, похожая на большой белый сугроб.
Снег за моим окном шел на тысячу миль к северу, пять тысяч к западу, две тысячи к востоку, сотню миль к югу. Он падал везде и на все. Падал и на две цепочки следов за городом: одна вела в город, другая терялась среди могил.
Я лежал в снежной постели. Я вспомнил лицо отца в тот момент, когда он помахал мне, повернулся и ушел.
Это было лицо самого молодого и счастливого человека из всех, что я видел.
Тут я уснул и перестал плакать.

Брэдбери Рэй "Желание"

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

elvytys

а в дневник писать не пробовали??? :супер:

     

onno

Вы про какой дневник, ЖЖ? Я не писатель, я читатель.))))
* А ЖЖ у меня долго грузится, я им практически им не пользуюсь.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Представьте себе сад с сотнями видов деревьев, с тысячами видов цветов, с сотнями видов плодов и трав. Если садовник этого сада не знает никаких ботанических различий кроме "съедобно" и "сорняк", то от девяносто девяти его сада ему не будет никакого толку. Он вырвет самые волшебные цветы, срубит благородные деревья или по крайней мере возненавидит их и станет косо на них смотреть.
Так поступает и Степной волк с тысячами цветов своей души. Что не подходит под рубрику "человек" или "волк", того он просто не видит. А чего только не причисляет к "человеку"! Всё трусливое, всё напускное, всё глупое и мелочное, поскольку оно не волчье, он причисляет к человеку. А всё сильное и благородное, лишь потому, что ещё не стал сам себе господином, приписывает волчьему своему началу.
Мы прощаемся с Гарри, мы предоставляем ему идти дальше его путём одному. Если бы он уже был с бессмертными, если бы он уже был там, куда направлен его тяжкий путь, как удивлённо взглянул бы он на эти изгибы, на этот нерешительный зигзаг пути, как одобрительно, как порицающе, как сочувственно, как весело улыбнулся бы он этому Степному волку!
Г.Гессе

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

ОЧЕРЕДЬ
Однажды иду, смотрю — очередь. Такая... настоящая. Плотная, сосредоточенная, злая. И очень честная. Двое попытались воспользоваться удостоверениями, так их просто передали по цепочке в конец очень помятыми. Иногда, правда, взвоет какая-то старуха: "О, Господи, да когда же это..!" — и тут же затихнет. То зной, то стужа. То ветер налетит. Равнодушное солнце войдет и выйдет, войдет и выйдет. Тоже ненавидит свою постоянную службу. Да, солнце напоминает Сизифа. И никто его не пожалеет. Дай-ка я пожалею, пока без дела стою: бедное солнце! Я бы на твоем месте давно с ума сошел, наблюдая такую пакостную жизнь. Хорошо, конечно, в умеренных широтах, где постоянная облачность, но ведь в ту же Кубу заглянуть или в Бурунди — разве весело?
Так я стоял довольно долго и не вмешивался в разговоры соседей. Все думал, думал. А очередь все стояла, стояла. А я все думал. И додумался. "За чем стоим?" — думаю. Не "зачем", а именно "за чем". Потому что "зачем" обычно бывает вполне достаточно для того, чтобы зацепиться за свое место в очереди и все наращивать преимущество перед остальными и вдруг оказаться первым. Первым! Среди всех! Дайте мне вот это. Нет — вот это. Или лучше это! И пусть они там, сзади, взорвутся от ненависти ко мне, первому. Но вот только что был первый, а уже никакой. И покупка твоя какая-то... сомнительная. Надо становиться снова. Таков ход мысли вслед за моим "за чем". Поэтому я снова, как по ступенькам, взбегу к своему "за чем" и попробую у кого-нибудь узнать — что дают? И здесь мне показалось странным то, что люди входят, но не выходят. Так вот — входят и не... Может быть, второй вход или выход? Я обогнул квартал: сплошной высокий забор. Везде забор. Без щелей. Железобетонный. Я еще раз посмотрел на очередь издали... Очень хорошая, настоящая очередь. Но уж очень. Даже не по себе становится. О ч е н ь! Понимаете? Нет в ней блатных, нет нищих. Солидно стоят люди. Бесповоротно. А ведь не зря я думал, пока остальные время убивали! Не зря! Умирать они стоят. За смертью. Поэтому я как бы заскучал. Как бы я зевнул, прикрыв рот ладошкой. Как бы не спеша пошел, пошел... А потом, когда забор меня от них закрыл, — как побегу! Как помчусь!..
Вот так очередь! Вот так постоял!
Нет. Лучше я останусь индивидуалистом.
Александр Образцов

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

ЛОХМАТЫЙ ДЕНЬ
Юлия Поставская

Жил-был Лохматый День. В этот день все было лохматым: деревья, птицы, облака, кошки, собаки, насекомые, цветы, дома, люди. А виноват был ветер, который постоянно дул и все лохматил кругом.
Лохматый День очень устал от этого ветра и ждал ночи, чтобы лечь спать.
Но как-то раз Лохматый День пожаловался своему другу мальчику Саше на надоевший ветер.
Саша пожалел Лохматый День и решил поговорить с ветром, чтобы тот не буянил. Ведь Саше ветер тоже мешал, он лохматил и запутывал его кудрявые волосы.
Саша сел в вертолет и подлетел к ветру. А ветер и слушать его не хочет, дует и дует изо всех сил.
Тогда Саша крикнул что есть мочи:
- Ветер, давай дружить, приходи ко мне в гости, поиграем! Тебе ведь, наверное, жутко надоело одному целыми днями дуть!
Ветер подумал ( ведь он и сам был еще в подростковом возрасте) и согласился пойти к Саше в гости.
А поскольку он стеснялся в гостях, то и дуть перестал, и все в доме осталось на своих местах.
Так что знайте: если вдруг ветер начинает лохматить день, то это значит, что ему хочется в гости.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

"У памяти хороший вкус"
Французская пословица


ЗАПОВЕДИ

Это потом я поняла, что оказывается, всю жизнь соблюдала все его советы и наставления.
Во-первых, легко относиться к деньгам. Есть деньги - тратим. Нет денег - никаких проблем: гуляем по Москве и читаем стихи.
Во-вторых, никогда не оправдывайся. Ты - это ты, и пусть окружающие принимают тебя такой, какая ты есть.
- Почему? - осторожно спросила я.
- Потому что ты - Королева.
Я удивлённо посмотрела на него.
- И что это значит?
- Это значит, что свои капризы ты ни с кем не обсуждаешь. А уж тем более - с собой.
Это он приучил меня к цветочным магазинам, кафе, утренним прогулкам по бульварам, выставочным и читальным залам.
- У тебя должен быть «свой мир», и тогда тебя никто не сможет победить. От любой неприятности и неудачи ты просто заслонишься букетом тюльпанов.
И это он придумал «подарочный фонд», а в сумочке «на всякий случай» иметь запасную ручку. Носовой платок и плитку шоколада. Он относился ко мне, как к младшей сестрёнке, и строго следил, чтобы я не позволяла себе НИКАКИХ дешёвых вещей.
- Бедность сушит душу. Лучше ничего, чем мало.
- А у японцев существует понятие «красота бедности».
- Это не для тебя.
Через много лет моя взрослая дочь вдруг задумчиво изрекла:
- Знаешь, мама, а ты и в бедности живёшь, как в богатстве. Зимой - цветы, круглый год на блюде фрукты. Когда приходят гости - зажигаем свечи. И на память - дарим игрушки. Вятские или свистульки. Давно хотела тебя спросить. Ты сама это придумала или тебя кто-то научил?
Он научил меня самому главному, чему должен научить свою женщину любящий муж - ВСЕГДА доверять самой себе. Любить себя, удивляться и радоваться Солнцу. Ветру. Звёздам.
«Для счастья нужно иметь счастливый характер».
- Следи за своим счастьем и немедленно уходи от тех, кто хочет его разрушить.
Я никогда никому не рассказывала про него, потому что... то, «первое замужество» - было моей тайной.
Но в день его рождения я всегда покупаю себе цветы, пирожные и апельсины.
- Нужно соблюдать собственные обряды. Не забывай поздравлять своих друзей и знакомых с днём рождения.
Им необходимо знать, что про них помнят. Любят. Пусть даже просто из благодарности.
Я честно выполняю и эту «его заповедь».

Жанна Гречуха

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Зощенко
Иностранцы

Иностранца я всегда сумею отличить от наших советских граждан. У них, у
буржуазных иностранцев, в морде что-то заложено другое. У них морда, как бы
сказать, более неподвижно и презрительно держится, чем у нас. Как, скажем,
взято у них одно выражение лица, так и смотрится этим выражением лица на все
остальные предметы.
Некоторые иностранцы для полной выдержки монокль в глазах носят.
Дескать, это стеклышко не уроним и не сморгнем, чего бы ни случилось.
Это, надо отдать справедливость, здорово.
А только иностранцам иначе и нельзя. У них там буржуазная жизнь
довольно беспокойная. Им там буржуазная мораль не дозволяет проживать
естественным образом. Без такой выдержки они могут ужасно осрамиться.
Как, например, один иностранец костью подавился. Курятину, знаете,
кушал и заглотал лишнее. А дело происходило на званом обеде. Мне про этот
случай один знакомый человек из торгпредства рассказывал.
Так дело, я говорю, происходило на званом банкете. Кругом, может,
миллионеры пришли. Форд сидит на стуле. И еще разные другие.
А тут, знаете, наряду с этим человек кость заглотал.
Конечно, с нашей свободной точки зрения в этом факте ничего такого
оскорбительного нету. Ну, проглотил и проглотил. У нас на этот счет довольно
быстро. Скорая помощь. Мариинская больница. Смоленское кладбище.
А там этого нельзя. Там уж очень исключительно избранное общество.
Кругом миллионеры расположились. Форд на стуле сидит. Опять же фраки. Дамы.
Одного электричества горит, может, больше, как на двести свечей.
А тут человек кость проглотил. Сейчас сморкаться начнет. Харкать. За
горло хвататься. Ах, боже мои! Моветон и черт его знает что.
А выйти из-за стола и побежать в ударном порядке в уборную - там тоже
нехорошо, неприлично. "Ага, - скажут, - побежал до ветру". А там этого
абсолютно нельзя.
Так вот этот француз, который кость заглотал, в первую минуту, конечно,
смертельно испугался. Начал было в горле копаться. После ужасно побледнел.
Замотался на своем стуле. Но сразу взял себя в руки. И через минуту
заулыбался. Начал дамам посылать разные воздушные поцелуи. Начал, может,
хозяйскую собачку под Столом трепать.
Хозяин до него обращается по-французски.
- Извиняюсь, - говорит, - может, вы чего-нибудь действительно заглотали
несъедобное? Вы, говорит, в крайнем случае скажите.
Француз отвечает:
- Коман? В чем дело? Об чем речь? Извиняюсь, говорит, не знаю, как у
вас в горле, а у меня в горле все в порядке.
И начал опять воздушные улыбки посылать. После на бланманже налег.
Скушал порцию.
Одним словом, досидел до конца обеда и никому виду не показал.
Только когда встали из-за стола, он слегка покачнулся и за брюхо рукой
взялся - наверное, кольнуло. А потом опять ничего.
Посидел в гостиной минуты три для мелкобуржуазного приличия и пошел в
переднюю.
Да и в передней не особо торопился, с хозяйкой побеседовал, за ручку
подержался, за калошами под стол нырял вместе со своей костью. И отбыл.
Ну, на лестнице, конечно, поднажал.
Бросился в свой экипаж.
- Вези, - кричит, - куриная морда, в приемный покой.
Подох ли этот француз или он выжил, - я не могу вам этого сказать, не
знаю. Наверное, выжил. Нация довольно живучая.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Много спрашивали почему я пишу слово "улыбка" вместо того, чтобы поставить "" А просто хочу, чтобы эмоция была заметнее и выразительнее. Потому что в интернете люди ставят такое количество этих смайлов по делу и без дела, что этот значок перестаёт выражать хоть что-либо. А хочется быть выразительным. Вот и всё.

А теперь не могу не поделиться одним из первых московских впечатлений.
Позавчера прилетел и тут же рухнул в объятья друзей. Из этих объятий мы вырывались только для того, чтобы налить и выпить. Друзья мои делать это умеют, а я за три месяца им сильно задолжал. И уже довольно поздно они затащили меня в караоке. Караоке, видимо, хороший, называется "Джельсомино". Там даже играют живые музыканты. Люди туда приходят петь всерьёз. Я сам не понимаю такой жанр развлечения как караоке. Поговорить под музыку могу (улыбка). Но петь - ни-ни. В караоке было мало народу, мои друзья стали петь, они умеют как пить, так и петь. Пели классический репертуар... За соседним столиком сидели четыре симпатичных армянина, как выяснилось, они меня узнали и очень плохо, но очень чувственно спели в знак респекта "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг". Но всё это только предисловие.

Дело в том, что в нашей компании дам практически не было. И вот, в начале третьего ночи, в караоке зашли-таки две дамы. Они сели за отдельный столик и ни на кого не смотрели. Две блондинки. По-своему нарядно одетые. Думаю, что за тридцать. Усталые и грустные. Один из моих друзей, представляющий из себя среднее между сорокапятилетним ковбоем и гусарским полковником тут же пошёл с ними знакомится. Но ему твёрдо и определённо было заявлено, что ни он, ни кто-либо дам не интересует. Моему другу пришлось вернуться к нам в компанию. А дамы заказали колу, грустно сидели, слушали отчаянные песнопения моих друзей и соседних армян и ждали своей очереди. Наконец-то очередь до них дошла. Мы все замерли в ожидании того, что они будут исполнять. Я сделал ставку на что-нибудь из репертуара Аллы Пугачёвой...

Но они сразили нас всех... Они взяли микрофоны и двольно тихо, слабыми голосами, но чистенько и грустно спели песню Найка Борзова "Я маленькая лошадка и мне живётся не сладко". В их пении звучало полное и отчётливое понимание слов этой песни. Они спели и сразу же ушли. Спели так, как-будто выполнили какую-то культурную миссию. А также было ясно, что без этой песни они просто не смогут уснуть.

Мы все были под большим впечатлением от искренности и ситуации и пения. А потом мне друзья стали говорить, что это гениальная сцена для фильм или книги. На что я им сказал, что такую сцену ни в книге, ни в фильме нельзя разместить. Никто не поверит в подлинность события. Все только подумают, да и я бы подумал, что автор просто ловко придумал. Вот видите, жизнь намного богаче. И ой как не всё может быть воплощено в литературе или кино (смайл).
Хороший человек Женя Гришковец!

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Сказка
— Вот,— сказал Ваня, кладя на стол тетрадку,— давай писать сказку.
— Давай,— сказала Леночка, садясь на стул.
Ваня взял карандаш и написал:
«Жил-был король...»
Тут Ваня задумался и поднял глаза к потолку. Леночка заглянула в тетрадку и прочла, что написал Ваня.
— Такая сказка уже есть,— сказала Леночка.
— А почем ты знаешь? — спросил Ваня.
— Знаю, потому что читала,— сказала Леночка.
— О чем же там говорится? — спросил Ваня.
— Ну, о том, как король пил чай с яблоками и вдруг подавился, а королева стала бить его по спине, чтобы кусок яблока выскочил из горла обратно. А король подумал,что королева дерется, и ударил ее стаканом по голове. Тут королева рассердилась и ударила короля тарелкой. А король ударил королеву миской. А королева ударила короля стулом. А король вскочил и ударил королеву столом. А королева повалила на короля буфет. Но король вылез из-под буфета и пустил в королеву короной. Тогда королева схватила короля за волосы и выбросила его в окошко. Но король влез обратно в комнату через другое окно, схватил королеву и запихал ее в печку. Но королева вылезла через трубу на крышу, потом спустилась по громоотводу в сад и через окно вернулась обратно в комнату. А король в это время растапливал печку, чтобы сжечь королеву. Королева подкралась сзади и толкнула короля. Король полетел в печку и там сгорел. Вот и вся сказка,— сказала Леночка.
— Очень глупая сказка,— сказал Ваня.— Я хотел написать совсем другую.
— Ну, пиши,— сказала Леночка.
Ваня взял карандаш и написал:
«Жил-был разбойник...»
— Подожди!— крикнула Леночка.— Такая сказка уже есть!
— Я не знал,— сказал Ваня.
— Ну, как же,— сказала Леночка,— разве ты не знаешь о том, как один разбойник, спасаясь от стражи, вскочил на лошадь, да с размаху перевалился на другую сторону и упал на землю. Разбойник выругался и опять вскочил на лошадь, но снова не рассчитал прыжка, перевалился на другую сторону и упал на землю. Разбойник поднялся, погрозил кулаком, прыгнул на лошадь и опять перемахнул через нее и полетел на землю. Тут разбойник выхватил из-за пояса пистолет, выстрелил из него в воздух и опять прыгнул на лошадь, но с такой силой, что опять перемахнул через нее и шлепнулся на землю. Тогда разбойник сорвал с головы шапку, растоптал ее ногами и опять прыгнул на лошадь, и опять перемахнул через нее, шлепнулся на землю и сломал себе ногу. А лошадь отошла в сторону. Разбойник, прихрамывая, подбежал к лошади и ударил ее кулаком по лбу. Лошадь убежала. В зто время прискакали стражники, схватили разбойника и отвели его в тюрьму.
— Ну, значит, о разбойнике я писать не буду,— сказал Ваня.
— А о ком же будешь? — спросила Леночка.
— Я напишу сказку о кузнеце,— сказал Ваня.
Ваня написал:
«Жил-был кузнец...»
— Такая сказка тоже есть!— закричала Леночка.
— Ну? — сказал Ваня и положил карандаш.
— Как же,— сказала Леночка.— Жил-был кузнец. Вот однажды ковал он подкову и так взмахнул молотком, что молоток сорвался с рукоятки, вылетел в окно, убил четырех голубей, ударился о пожарную каланчу, отлетел в сторону, разбил окно в доме брандмейстера, пролетел над столом, за которым сидели сам брандмейстер и его жена, проломил стену в доме брандмейстера и вылетел на улицу. н опрокинул на землю фонарный столб, сшиб с ног мороженщика и стукнул по голове Карла Ивановича Шустерлинга, который на минуточку снял шляпу, чтобы проветрить свой затылок. Ударившись об голову Карла Ивановича Шустерлинга, молоток полетел обратно, опять сшиб с ног мороженщика, сбросил с крыши двух дерущихся котов, перевернул корову, убил четырех воробьев и опять влетел в кузницу, и прямо сел на свою рукоятку, которую кузнец продолжал еще держать в правой руке. Все это произошло так быстро, что кузнец ничего не заметил и продолжал дальше ковать подкову.
— Ну, значит, о кузнеце уже написана сказка, тогда я напишу сказку о себе самом,— сказал Ваня и написал:
«Жил-был мальчик Ваня...»
— Про Ваню тоже сказка есть,— сказала Леночка.— Жил-был мальчик Ваня, и вот однажды подошел он к...
— Подожди,— сказал Ваня,— я хотел написать сказку про самого себя.
— И про тебя уже сказка написана,— сказала Леночка.
— Не может быть!— сказал Ваня.
— А я тебе говорю, что написана,— сказала Леночка.
— Да где же написана? — удивился Ваня.
— А вот купи журнал «Чиж» номер семь и там ты прочтешь сказку про самого себя,— сказала Леночка.
Ваня купил «Чижа» N 7 и прочитал вот эту самую сказку, которую только что прочитал ты.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Даниил Хармс
Забыл, как называется

Один англичанин никак не мог вспомнить, как эта птица называется.
— Это, — говорит, — крюкица. Ах нет, не крюкица, а кирюкица. Или нет, не кирюкица, а курякица. Фу ты! Не курякица, а кукрикица. Да и не кукрикица, а кирикрюкица.
Хотите я вам расскажу рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу! Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикрюкицу? Нет опять не так!
Забыл я, как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ про эту кирикуркукукрекицу.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

onno

Я посмотрела передачу о жизни Евгении Шварца и эти строки из фильма «Обыкновенное чудо», после слов о том, что его жена не смогла без него жить и отравилась, пронзили душу. Ведь бывает и в жизни такое.......

Хозяйка. Я люблю тебя, я не сержусь, но зачем, зачем затеял ты все это!
Хозяин. Таким уж я на свет уродился. Не могу не затевать, дорогая моя,
милая моя. Мне захотелось поговорить с тобой о любви. Но я волшебник. И я
взял и собрал людей и перетасовал их, и все они стали жить так, чтобы ты
смеялась и плакала. Вот как я тебя люблю. Одни, правда, работали лучше,
другие хуже, но я уже успел привыкнуть к ним. Не зачеркивать же! Не слова -
люди. Вот, например, Эмиль и Эмилия. Я надеялся, что они будут помогать
молодым, помня свои минувшие горести. А они взяли да и обвенчались. Взяли да
и обвенчались! Ха-ха-ха! Молодцы! Не вычеркивать же мне их за это. Взяли да
и обвенчались, дурачки, ха-ха-ха! Взяли да и обвенчались!

Садится рядом с женой. Обнимает ее за плечи. Говорит, тихонько покачивая ее, как бы убаюкивая.

Взяли да и обвенчались, дурачки такие. И пусть, и пусть! Спи, родная мол, и
пусть себе. Я, на свою беду, бессмертен. Мне предстоит пережить тебя и
затосковать навеки. А пока - ты со мной, и я с тобой. С ума можно сойти от
счастья. Ты со мной. Я с тобой. Слава храбрецам, которые осмеливаются
любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут день
сей, как будто они бессмертны, - смерть иной раз отступает от них.
Отступает, ха-ха-ха! А вдруг ты и не умрешь, а превратишься в плюш, да и
обовьешься вокруг меня, дурака. Ха-ха-ха! (Плачет.) А я, дурак, обращусь в
дуб. Честное слово. С меня это станется. Вот никто и не умрет из нас, и
все кончится благополучно. Ха-ха-ха! А ты сердишься. А ты ворчишь на меня.
А я вон что придумал. Спи. Проснешься - смотришь, и уже пришло завтра. А
все горести были вчера. Спи. Спи, родная.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда

     

Михалыч

А.И. Солженицын "Архипелаг ГУЛАГ"
(Часть I. Тюремная промышленность. Глава 4. Голубые канты.)

Представление о справедливости в глазах людей исстари складывается из двух половин: добродетель торжествует, а порок наказан.

Посчастливилось нам дожить до такого времени, когда добродетель хоть и не торжествует, но и не всегда травится псами. Добродетель битая, хилая, теперь допущена войти в своем рубище, сидеть в уголке, только не пикать.

Однако никто не смеет обмолвиться о пороке. Да, над добродетелью измывались, но порока при этом - не было. Да, сколько-то миллионов спущено под откос - а виновных в этом не было. И если кто только икнет: "а как же те, кто..." - ему со всех сторон укоризненно, на первых порах дружелюбиво: "ну что-о вы, товарищи! ну зачем же старые раны тревожить?! А потом и дубинкой: "Цыц, недобитые! Нареабилитировали вас!"

И вот в Западной Германии к 1966 году осуждено ВОСЕМЬДЕСЯТ ШЕСТЬ ТЫСЯЧ преступных нацистов - и мы захлебываемся, мы страниц газетных и радиочасов на это не жалеем, мы и после работы остаемся на митинг и проголосуем: МАЛО! И 86 тысяч - мало! и 20 лет - мало! продолжить!

А у нас осудили (по рассказам Военной Коллегии ВерхСуда) - около ДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК.

То, что за Одером, за Рейном - это нас печет. А то, что в Подмосковье и под Сочами за зелеными заборами, а то, что убийцы наших мужей и отцов ездят по нашим улицам и мы им дорогу уступаем - это нас не печет, не трогает, это - "старое ворошить".

А между тем если 86 тысяч западно-германских перевести на нас по пропорции, это было бы для нашей страны ЧЕТВЕРТЬ МИЛЛИОНА!

Но и за четверть столетия мы никого их не нашли, мы никого их не вызвали в суд, мы боимся разбредить их раны. И как символ их всех живет на улице Грановского 3 самодовольный, тупой, до сих пор ни в чем не убедившийся Молотов, весь пропитанный нашей кровью, и благородно переходит тротуар сесть в длинный широкий автомобиль.

Загадка, которую не нам, современникам, разгадать: ДЛЯ ЧЕГО Германии дано наказать своих злодеев, а России - не дано? Что ж за гибельный путь будет у нас, если не дано нам очиститься от этой скверны, гниющей в нашем теле? Чему же сможет Россия научить мир?

В немецких судебных процессах то там, то сям, бывает дивное явление: подсудимый берется за голову, отказывается от защиты и ни о чем не просит больше суд. Он говорит, что череда его преступлений, вызванная и проведенная перед ним вновь, наполняет его отвращением и он не хочет больше жить.

Вот высшее достижение суда: когда порок настолько осужден, что от него отшатывается и преступник.

Страна, которая восемьдесят шесть тысяч раз с помоста судьи осудила порок (и бесповоротно осудила его в литературе и среди молодежи) - год за годом, ступенька за ступенькой очищается от него.

-----------------
Грехи других судить Вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь.

     

Михалыч

А что делать нам?.. Когда-нибудь наши потомки назовут несколько наших поколений - поколениями слюнтяев: сперва мы покорно позволяли избивать нас миллионами, потом мы заботливо холили убийц в их благополучной старости.

Что же делать, если великая традиция русского покаяния им непонятна и смешна? что же делать, если животный страх перенести даже сотую долю того, что они причиняли другим, перевешивает в них всякую наклонность к справедливости? Если жадной охапкой они держатся за урожай благ, взращенный на крови погибших?

Разумеется, те, кто крутил ручку мясорубки, ну хотя бы в тридцать седьмом году, уже немолоды, им от пятидесяти до восьмидесяти лет, всю лучшую пору свою они прожили безбедно, сытно, в комфорте - и всякое РАВНОЕ возмездие опоздало, уже не может совершиться над ними.

Но пусть мы будем великодушны, мы не будем расстреливать их, мы не будем наливать их соленой водой, обсыпать клопами, взнуздывать в "ласточку", держать на бессонной выстойке по неделе, ни бить их сапогами, ни резиновыми дубинками, ни сжимать череп железным кольцом, ни втеснять их в камеру как багаж, чтоб лежали один на другом, - ничего из того, что делали они! Но перед страной нашей и перед нашими детьми мы обязаны ВСЕХ РАЗЫСКАТЬ И ВСЕХ СУДИТЬ! Судить уже не столько их, сколько их преступления. Добиться, чтоб каждый из них хотя бы сказал громко:

- Да, я был палач и убийца.

И если б это было произнесено в нашей стране ТОЛЬКО четверть миллиона раз (по пропорции, чтоб не отстать от Западной Германии) - так может быть и хватило бы?

В 20 веке нельзя же десятилетиями не различать, что такое подсудное зверство и что такое "старое", которое "не надо ворошить"!

Мы должны осудить публично самую ИДЕЮ расправы одних людей над другими! Молча' о пороке, вгоняя его в туловище, чтоб только не выпер наружу, - мы СЕЕМ его, и он еще тысячекратно взойдет в будущем. Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость - мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. Оттого-то они "равнодушные" и растут, а не из-за "слабости воспитательной работы". Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие.

И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!

-----------------
Грехи других судить Вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь.

     

onno

Михалыч очень всё впопад. Солженицын это больная совесть нации.

-----------------
"Всё что мы есть это результат наших мыслей" Будда