Sharp

продолжение:

Свидетельство очевидца
Вот как по прошествии почти двух десятилетий описал атмосферу того дня в штабе партийной номенклатуры, где формировалась тактика "противодействия националистической провокации", журналист Лейви Шер (газета "Вести Дня", 4 мая 2007, дается с небольшими сокращениями — прим. ред.):
"Как сейчас помню, было это в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Вызвал меня, тогда журналиста Эстонского телеграфного агентства, заведующий отделом пропаганды ЦК Компартии Эстонии товарищ N и приказал: поедешь в Тарту осуждающе освещать попытку националистов отметить годовщину подписания Тартуского мира.
— Как же так? — высказал я недоумение. — Товарищ Ленин высоко ценил Тартуский мирный договор как первый в мире акт признания Советского государства. Почему же попытку отметить годовщину этого события надо осуждать?
Мне было в популярных словах разъяснено, что рассуждать призваны вышестоящие товарищи, а мое дело — исполнять. И поехали мы в Тарту. В горкоме партии нам велели отправиться на инструктаж в небольшой старинный особнячок на улице Ванемуйне, где располагался уполномоченный КГБ ЭССР по Тарту и Тартускому району.
В особняке уже собралась большая компания моих собратьев по перу. Были также демонстрировавший очень странное, я бы сказал, хихикающее поведение секретарь ЦК Компартии Эстонии Индрек Тооме, заместители председателя республиканского КГБ и все руководство Тартуского горкома партии. Среди них я и увидел впервые прославленного в будущем государственного мужа Андруса Ансипа.
Был он молод, ретив и весь кипел от избытка энергии и сознания важности порученного ему дела. Работал он в орготделе горкома, т.е. его штабе, где вырабатывались важнейшие решения, и велась практическая мобилизация людей на выполнение поставленных партией задач. На этот раз задача была поставлена не пропустить контрреволюционеров к почти что соседнему зданию ремесленного училища, где и был в 1920 году подписан мирный договор.
Нам, журналистам, были розданы медные значки, какие в то время в изобилии продавались во всех газетных киосках, но только особого вида. Их мы должны были зажать в кулаке и показывать по требованию сотрудников милиции и КГБ как пароль для прохода к местам исполнения служебных обязанностей. Раздача значков запомнилась еще и потому, что товарищ Тооме уж совсем неприлично стал хихикать по поводу этих конспиративных ухищрений. Товарищ Ансип, напротив, не хихикал. Он сохранял серьезность и самообладание.
Полностью оценить огромную работу, проделанную товарищем Ансипом — не одним, конечно, а в тесном сотрудничестве с доблестными чекистами, — я смог, когда впервые в жизни увидел перекрывшие прилегающие улицы отряды специального назначения: в шлемах с прозрачными щитами, рвущимися с поводков овчарками. Когда увидел ящики с гранатами со слезоточивым газом позади цепи милиционеров, непривычные еще тогда для нас дубинки, знакомые только по карикатурам на озверевших полицейских проклятой буржуазии. И когда увидел, что вся эта махина двинулась против нескольких сот безоружных человек. А вспомнил я это, когда увидел совершенно такую же картину. Только не в Тарту, а в Таллине (речь идет о трагических событиях в конце апреля 2007 г., связанных со сносом памятника Бронзовому солдату — прим. ред.) Тогда, в Тарту, правда, так не били. И арестованных было куда меньше. Но… лиха беда начало. Уроки 1988 года не прошли для товарища Ансипа даром. Он с тех пор возмужал, вырос в крупного политического деятеля. Поэтому и масштабы его действий были другими. Но методы он усвоил, именно будучи ответственным работником Тартуского горкома партии.
И в чем еще проявился огромный политический талант товарища Ансипа, так это в том, что те, кого тогда при его активном участии били дубинками, стали впоследствии его ближайшими союзниками".