radon

Из-за угла вынырнули два комка старческой плоти – Мария Михайловна и Дарья Никитична. Вернее, комком была Мария Михайловна, а Дарья Никитична – высохшей спичкой. Платки бабушек перекосились от судорожного и торопливого скольжения по снежной кашке. За спинами старух осталось три двора. Давление резко подскочило у обеих – они пятнадцать минут бежали изо всех своих небольших сил.
Наконец, замерли, пытаясь побороть одышку. У Марии Михайловны, менее приспособленной к длительному кроссу, сердце выдало несколько экстрасистол и потеряло обычный ритм. Закололо под левой грудью. Нестерпимо, резко. При вдохе боль обострялась, заливая половину тела. Ослабшей рукой Мария Михайловна полезла в карман и счастливо вцепилась в облатку нитроглицерина.
- Ой, Даш, что-то сердце закололо. – прорвалась она сквозь одышку.
- Сейчас, Маш. Давай, на лавочку присядем. Отдышимся трошки.
Дарья Никитична дотащила подругу до обледенелой скамейки. Когда они устроились, подложив под себя пустые продуктовые сумки, Мария Михайловна тут же сунула под разросшийся на старости лет язык таблетку, шумно втянула в себя сопли, и с облегчением провела по носу рукавом линялого пальто. Широко и щедро, оставляя склизкий блеск.

Дарья Никитична, с опаской разжала варежку и, как бы не веря своим глазам, в очередной раз взглянула на находку. Пока они санным ходом ускользали с оживленной улицы, примыкавшей к рынку, Дарья Никитична не раз тайком от подруги кривила глаз на неожиданное счастье, найденное в подтаявшем снегу.
- Уф, вроде отпустило. – выдохнула посвежевшая Мария Михайловна и заворожено уставилась на поблекшую варежку Дарьи Никитичны.
Там покоилась новенькая сотенная купюра.
- Ох, и свезло! – воскликнула Мария Михайловна.
- Да, Маш… Свезло!
- А как ты думаешь, никто не заметил? Не отберут?
- Ой, Маш, не знаю. – Дарья Никитична опасливо зыркнула по сторонам и вздохнула. – Вроде, не заметил никто. Да и переулок-то близко был, мы быстро свинтили.
- Вот хорошо! Есть Бог на небе! Какая-никакая, а прибавка к пенсии. А то дождешься от них, от капиталистов поганых!
Дарью Никитичну как будто ущипнул кто-то. Она настороженно уставилась на подругу – та не заметила, поглощенная купюрой. Губы старухи задрожали как нерешительные предатели. Был брошен пробный камешек:
- Да, вот хорошо, вот повезло. Хоть лекарств куплю. А то верошпирон в зеленой аптеке опять подорожал! Не напасешься…
Мария Михайловна напряглась, позвоночник вытянулся стрункой, захрустев.
- Да, свезло, Даш! А я вот внуку конфет куплю. Так и мечтать не могла. А тут вот свезло…- вздохнула она и налитым кровавым глазом несмело ощупала соседку. - Помогает ведь Бог… А так хоть внучка побалую. Он-то ко мне, если подарка какого не куплю, и не зайдет ведь!
- Вот уж хорошо, напомнила ты мне, Маш, ты ж мне полтинник-то так и не отдала.
- Какой полтинник, Даш?
- Да вот ты когда внучку своему портфель хотела покупать, тебе не хватало. Я ж помогла тебе, Маш, три года уж прошло. Помнишь?
Мария Михайловна опять загремела соплями, залилась румянцем и сморщилась как моченое яблочко, будто бы вспоминая. Тем временем Дарья Никитична перешла в добивающую атаку.
- Да и верошпирон шестьдесят восемь пятьдесят три стоит…
- Отдала я тебе полтинник, что ты врешь?!
- Это как это ты мне отдала полтинник?
- Да, отдала, перед Яблочным Спасом в прошлом году! Тебе еще сын колбасы копченной привез… Помнишь? – Мария Михайловна подбоченилась как многоопытный и талантливый полководец.
Дарья Никитична вспыхнула негодованием и сжала варежку в кукиш.
- Что ты врешь, старая! Не отдавала! Ты мне еще тут наговоришь…
- Отдавала! И вообще, я первая сотку заметила! Она моя!
- Да ты ж в очках! Я б, если б в очках…