Alexey Titievsk

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ
НА БОЕВОЕ ДЕЖУРСТВО С ОТСТЕГНУТЫМ МАГАЗИНОМ

— Знаете ли вы, как нас посылают на боевые дежурства? Только с отстегнутыми магазинами. Боятся, что будем стрелять...
— Но это же боевые дежурства! Вы ДОЛЖНЫ стрелять! Вы должны быть ГОТОВЫ к отражению атаки! Если нападение на блокпост? На КПП? Что тогда делать безоружным?
— Ничего не делать. У нас все боятся всего. Очень и больше всего — чтобы не выстрелили в своих, и в первую очередь в сержантов. Вот и приказывают отстегивать магазины. Пока его пристегнешь, пока приготовишься к стрельбе — время ушло, тебя уже нет. Так у нас погибли многие из ребят — они просто стали живыми мишенями. Не знаю, как там все представлено потом на бумаге, но мы-то знаем здесь, что к чему.
— А почему, не совсем понятно, офицеры и сержанты боятся, что солдаты начнут стрелять в них?
— Потому что знают, что заслужили. Издеваются над нами сильно. За провинности, если просто плохое настроение... Мне самому уже пару раз пришлось говорить так: «Слушай, гад, встречу на гражданке — убью». И другие ребята так говорили своим командирам.
— И что отвечали офицеры? Сажали на губу за подобные слова?
— На губу — очень-очень редко. В основном молча терпят. Хорошо знают, если кто из нас рот откроет — многие из них под трибунал пойдут.
— Конкретно — за что? Факты?
— За то хотя бы, как нас в горы посылают... Ну все, конец, ухожу...
— А вы откуда?
— 119-й парашютно-десантный полк.


РАССКАЗ ВТОРОЙ
ЗАМИНИРОВАННЫЕ ГОРЫ — ДЛЯ НЕОБСТРЕЛЯННЫХ ЮНЦОВ

— Я оказался здесь по собственному желанию, на пятый месяц после призыва.
— Собственноручно написали рапорт? Или на вас давили в части?
— Никакого давления. Предложили поехать — я написал. Это мое решение. Думал только об одном: скорее бы домой. Считал, потерплю — зато вернусь раньше домой... Когда приехал сюда, даже еще стрелять не умел.
— Не может быть. Вообще ни из каких видов оружия?
— Только из охотничьего ружья — батя давал. Я из деревни, у нас любят охотиться, но мне всегда это было неприятно. Да меня отец и не неволил. Поэтому стреляю из охотничьего очень плохо.
— Мне трудно поверить, что человека, не бравшего в руки автомат Калашникова, привезли в горы для участия в боевых операциях. Зачем он там нужен? Мне кажется, вы сочиняете!
— Честное слово даю. И такой я был не один. И мы были очень даже нужны...
— Еще вопрос: а почему вы не требовали, чтобы вас обучили? Отказались бы идти в бой...
— Отказался бы — убили. Например, при попытке дезертировать... Солдат ничего не может требовать в армии, тем более здесь, где офицеры сумасшедшие и злые, — крови насмотрелись, товарищей похоронили. А про себя я думал так: ничего, наука нехитрая, раз другие стреляют — на месте выучусь... Зато дома буду быстрее... В первый раз меня отправили в горы где-то через месяц после прибытия сюда. Стрелять я так и не научился. Сержант сказал: «Не понадобится». Я поверил. Еще с двумя пацанами нас выставили как бы в первую цепь — то есть идти вперед.
— Вы шли друг за другом? По тропе, шаг в шаг, как нам показывают по телевизору?
— Нет, именно цепью. Оказалось, это на нас проверяют, есть ли мины впереди.
— Не могу поверить.
Но солдат по ту сторону туалетной стенки даже не злится и не обижается. Он просто говорит:
— Мы — мясо тут. Только мясо. Офицеры хотят выжить. Они считают, им это должны обеспечить мы. Тем более что в горах спишут все — там свидетелей никогда не будет. Один пацан из первой той нашей цепочки погиб, когда от страха остановился и не мог идти дальше — как в ступоре был... Убит выстрелом в сердце. Естественно, считается, что пал смертью храбрых от выстрела снайпера. Но пуля прилетела сзади, от своих — я это знаю... Матери же все равно не разрешат вскрыть гроб. А здесь — все шито-крыто, и врачи свои, какое заключение надо, такое и напишут...
— Я бы предпочла, чтобы вы мне этого не говорили, — так легче жить...
— Ну вот, и вы туда же. Значит, не напечатаете... Я пошел.