Сначала она приходила. В гости. Потом просто приходила. Потом как-то поздно засиделась и заночевала. А потом и вовсе не ушла.
Осталась. В доме появились цветочки и вазочки. Я уже не мог курить на кухне, потому
что азалия от табачного дыма скорбно складывала листики и роняла лепестки.
А чтобы увидеть свое лицо во время утреннего бритья, мне приходилось
отодвигать в сторону бутылочки и флакончики, заполонившие некогда чистую
полочку перед зеркалом. Вот тут-то неожиданности и начались.
Неожиданность первая. Презервативы она не признавала. Я с ним ничего не
чувствую. Таблеток опасалась. Ты что? Это ж гормональное! Оставался старый
библейский способ. Но беспокоиться о нем должен был я. Я старался. Но ей
всегда не хватало пятнадцати секунд.
Вторая неожиданность возникала регулярно примерно раз в неделю. Я
никогда не мог быть уверен, кто встретит меня в дверях: блондинка,
шатенка, рыжая или красная. За неделю я с трудом привыкал к новой
масти (чего не сделаешь ради любимой), но именно тогда моя милая
решала, что и этот цвет ей не к лицу. Какого цвета она была раньше, когда
только приходила в гости, я уже не помню.
Неожиданность третья. Она не понимала, зачем в доме плита. И
действительно,зачем? Для ее завтрака достаточно электрочайника.
Похудев на три кило, я купил ей кулинарную книгу, но она споткнулась на
фразе <изжарить курицу до полуготовности>, поскольку никак не могла
определить, когда же наступит эта половина. Курица сгорела. Я съел на ужин
три листика салата с обезжиренным кефиром и на следующий день <Детском
мире> купил <Мою первую поваренную книгу> для девочек младшего школьного
возраста. Вечером на ужин было подано картофельное пюре. С комками. Тогда
я с надеждой полез в холодильник в надежде
найти что-нибудь вкусненькое, завалявшееся с холостых времен. По лицу моей
милой я понял, что она готова дать мне пинка. Ради мира в семье пришлось
лечь спать голодным. Я стал мечтать, чтобы на прилавках магазинов
появились пакеты с надписью: <Еда мужская. 10 кг>. Купил - пару дней
сыт...
Неожиданность четвертая. Про стирку она вспоминала только тогда, когда я
утром перед важной встречей обнаруживал, что все рубашки давно в баке для
грязного белья. К неудовольствию шефа приходилось прятать грязный
воротничок под свитером с глухим воротом. Покупка стиральной
машины-автомата не помогла. Пришлось считать носки и рубашки и
предупреждать, когда их запасы подходили к концу.
Неожиданность пятая. Любой насморк сваливал ее в постель как минимум на
пять дней. От несанкционированного прикосновения возникала гематома на две
недели. Подвернутая нога требовала подавать машину к подъезду.
Обязательная ежемесячная болезнь растекалась по времени и пространству:
первую неделю болела поясница, вторую - грудь, третью - голова, а
четвертую - низ живота. Литература по ароматерапии и траволечению
скупалась в ассортименте, уступающем только астрологии.
Ее стоматолог поменял <девятку> на <Пассат>, а гинеколог собралась
рожать второго ребенка.
Неожиданность шестая. Она умела и любила разговаривать. Мое участие в этом
процессе не требовалось. Хватало ритуального <Доброе утро,> дорогая, и я
мог быть свободен на день. А если мне не удавалось вечером вставить <Иди
ко мне>, то и на ночь тоже.
Неожиданность седьмая. Звука собственного голоса ей было недостаточно. На
кухне пело радио <Ультра>, в комнате бубнил телевизор, а в спальне -
магнитофон. И все это было музыкальным фоном к двухчасовому разговору по
телефону с подругой, во время которого мое счастье мигрировало по квартире
с трубкой радиотелефона в руках. И не дай бог было переключить канал!
Выяснялось, что именно эту рекламу <Тампакса> разработал муж ее подруги,
служивший в рекламном агентстве, и поэтому именно ее она должна еще раз
посмотреть, чтобы сказать ее свое мнение. И вообще она заглатывала
телевидение целиком. Попытка сменить
программу хотя бы на время рекламы вызывала у нее головокружение и
мигрень не короче трех дней.
|