Agrippina

Прошу прощения за длинную ссылку, не смогла ее найти в интернете, это из газеты час пик.
КТО ВЫРОЖДАЕТСЯ – ЯЗЫК ИЛИ ОБЩЕСТВО?

(выдержка из статьи)
Еще в начале прошлого века парикмахер Пупкин, из ярославских робят, покрикивал на подмастерьев:»Эй, малшик, шипси! Да шевелись, дьявол!» Это традиция давняя: лакей, знавший пяток ломаных французских слов, притворялся парижанином, а аристократ, изъяснявшийся не хуже настоящего парижанина, гордился своей российской родовитостью. Вспомнить хотя бы Пушкина, носившего в лицее кличку Француз и до конца своих дней наполнявшего свой прославленный словарь как чужеземными, так и что ни на есть исконно русскими выражениями, вроде старых добрых матерных. Именно он всегда владел словами, а не они им. И неизменно демонстрировал, что и матерное словцо хорошо на своем месте.
Мне уже случалось это заявлять: язык выродиться не может, вырождаются только люди. Дай душевно развитому человеку, чьи чувства нуждаются в тонких средствах выражения, самый примитивный словарь, и он из него сделает роскошный язык, превращая буквальные выражения в иносказательные, создавая новые словосочетания и проч. И дай какому-нибудь нынешнему лицеисту не из самых умных, хотя бы тот же пушкинский словарь – и он извлечет из него десяток существительных, пару глаголов, да так и поселится в этом шалаше среди великолепного дворца.
Любое новое слово, любое новое выражение только обогащает язык – если они остаются внутри породившей их среды, а в публичную, литературную, «высокую» речь проникают лишь через фильтр культурной аристократии, которая метит их или одобрением, или насмешкой, или брезгливостью, или штампом «ограниченно годен для узко профессионального использования», всегда отчетливо различая в словах образ мыслей и чувствований породившей их социальной группы и ее функции: канцелярские, военные, извозчичьи, церковные, научные, уголовные…
И главная опасность сегодняшнего языкового разгула не в нем самом, а в отсутствии аристократической инстанции вкуса, которая бы ставила языковые новообразования, да и старообразования на должное место. Без этой сортировки слова и обороты, вполне уместные в языке программистов, моряков, пожарных, врачей, лакеев, уголовников, грузчиков, утрачивают стилистическое воспоминание о породившей их среде, тогда как именно в порождаемых ими ассоциациях с предками и заключается едва ли не главная их ценность. Именно поэтому к широкому проникновению мата в литературу я отношусь точно так же, как к инфляции – как к массовому выпуску ассигнаций, не обеспеченных золотом: их ценность быстро падает до нуля, и выиграет только тот, кто пустит их в ход первым. Сильные выражения лишь до тех пор и остаются сильными, пока их употребляют в исключительных ситуациях, когда они воспринимаются как выплеск сильного чувства, не сумевшего удержаться в рамках. Но если исчезнут рамки, исчезнет норма, то исчезнет и ощущение ее нарушения. Что почти уже и произошло: литературные матерщинники оставили нас без мата.
А заодно и без роскошной культуры намеков, иносказаний, шуток – тонкости и ухищрения ни к чему там, где все можно сказать прямо.
Иными словами, примитивизация языка лишь следствие примитивизации общества, следствие неспособности культурной элиты выполнять свою извечную обязанность – отделять высокое от низкого, остроумное от вульгарного, утонченное от хамского. Перемешиванию «культурных» и «некультурных» слов всегда предшествует перемешивание культурных и некультурных слоев.

Александр Мелихов